Сержант Костин закончил рассказ и опустил голову.
– «Получилось!» – передразнил полковник. – Получилось соучастие в ограблении. Квартиру очистили у зам. главы администрации Расщупкина. Всё вынесли: и деньги, и ценности, и бытовую технику, и даже ковры. Соседи-свидетели так и показали: сначала УАЗик с милицией и девкой в тельняшке был, а потом ГАЗель подъехала. Вы хоть девку-то запомнили?»
Костин неопределённо пожал плечами.
– Ясно! Страдальцы! На сиськи пропялились и на всё остальное!
– Она на Барби похожа была, товарищ полковник! – вдруг заговорил рядовой Киселёв.
– На кого? – не понял полковник. – На куклу Барби! Я дочке такую купил! Красивая! – восхищённо заверил Киселёв.
– Я вам, болванам, такую Барби покажу! Вы у меня полное служебное несоответствие получите! Пошли вон отсюда!
Зазвонил телефон.
– Да-да, товарищ Расщупкин! Подвижки есть. Уже фоторобот составлен и план «Перехват» объявлен.
Полковник положил трубку и вытер выступившую испарину на лбу.
Поцелуй меня, Удача!
– Ну, мужики, хотите – верьте, хотите – нет, но на той неделе деньжищ у меня была целая куча!
Как? А вот так!
Просыпаюсь я (в понедельник дело было) со страшного бодуна! Чувствую, всё – кранты! Не опохмелюсь – примеряй «бушлат» из сосны. Денег – шаром покати! Я уж четвёртый месяц не работал. Последний раз в больнице числился. Кем? Патологоанатомом! Чё тупые вопросы кидаешь! Числился в больнице рабочим по обслуживанию здания. Выгнали, конечно! За что? Мочу с калом перепутал! Ты чё, совсем тупой? Выгнали за пьянку, конечно!
Ну вот, в тот понедельник встал я кое-как, очухался, опохмелки организм требует! Вспомнил, что карточка у меня от больницы осталась. Да не медицинская, а зарплату получать. И на ней, вроде, 10 рублей оставалось. Ну, 10 рублей тоже деньги. Пойду, думаю, получу в банке. Тем более он рядом с моей хатой. А для начала пошёл к ближайшему банкомату. Хрен знает, может, и этих 10 рублей уже нет. Подошёл к банкомату, народу никого. Сунул я карточку… Ну, мужики, тут у меня и хмель прошёл! Смотрю: а у меня на карточке 100 тысяч лежит! Спутался? Да ни хрена я не спутался! Вынул карточку, вышел на волю, на ближайшую скамейку плюхнулся. Сердце стучит, пот холодный прошиб. Аж трусы мокрые стали.
Мозги включил, соображаю. Что делать? Чувствую, ошибка какая-то произошла. Кто-то с большим лбом что-то где-то напутал. А моя какая тут вина? А никакой! Как говорится: дают – бери; бьют – беги! Эх, думаю, один раз живём! И трусцой к банкомату. Беретку свою старую на самые зенки натянул и сую снова карточку. Так и есть – 100 тысяч «рябчиков», как с куста!
И давай я тот банкомат «доить»! Сую деньги по всем карманам! Потом вспомнил, что в правом кармане брюк дырища. Я давай оттуда деньги доставать. Баба какая-то подошла, спрашивает:
– Вы, – говорит, – снимаете ещё?
– Я, говорю, – ещё долго снимать буду!
Она фыркнула и ушла. Короче, отошёл я от банкомата, как кочан круглый, полный «капусты». Ну, думаю, это раз в жизни бывает! Обмыть это дело надо!
Захожу в нашу «круглосутку». Танька-продавщица (я ей 50 рублей должен был) рожу искривила и жопой ко мне повернулась. Типа не видит! А я ей так вежливенько говорю:
– Здравствуй, Танюшка! Всё хорошеешь, проказница! А продай-ка мне, Танечка, бутылочку «Хенесси»!
У Таньки челюсть книзу пошла.
– Чего? Чего тебе продать? – переспрашивает.
– Да вон, – говорю, – тот пузатенький пузырёчек! Не палёный коньячок-то у вас? Да к бутылочке, Танюша, прицепи икорочки красненькой баночку, маслица сливочного пачечку да батончик помягче! Вот так, моя радость! Сколько я должен? Да, должок мой скромный приплюсуй!
У Таньки глаза как у мороженого окуня стали. Смотрела она на меня, мужики, с большим изумлением!
Вышел я из «круглосутки», домой не пошёл, а направился в сквер. Там на сучке меня всегда стакан ожидает. Вкатил я стакан «Хенессёнка» (кстати, ничего особенного – у соседки Даниловны самогонка лучше), икорочкой красной закусил, и тут меня осенило…
Через час я стоял у рыбного ларька, где моя бывшая мороженую-перемороженную рыбу людям втюхивала. Подошёл к окошку сбоку, стою смиренно. Моя увидела и заорала:
– Опять, скотина, за деньгами припёрся! Давай, вали отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели!
– Тише, –