Когда голос вернулся ко мне, священник уже начал тихую молитву за упокой наших грешных душ. Мой вопль разнесся над притихшими людьми, как треск разорванного полотна:
– Наташа-а-а!
Все уставились на меня. Она вздрогнула и подняла ресницы.
– Наташа, это же я! Я здесь, я нашел тебя, я пришел за тобой, любимая…
Теперь все повернулись в ее сторону. Оборотень что-то прорычал и, схватив мою жену за рукав, попытался затеряться в толпе. Наташа не двинулась с места, глядя на меня широко распахнутыми глазами, словно пытаясь вспомнить – кто я, где она меня видела… Сыч плюнул и, бросив ее, начал грубо проталкиваться к воротам. Вокруг Наташи образовалась пустота.
– Сережа?.. – неуверенно спросила она.
– Да! – заорал я, дергаясь у столба и срывая цепями кожу на запястьях.
– Сережка! Мой Сережка… родной! – Она протянула ко мне руки, но ее слова потонули в сумасшедшем вое толпы:
– Ведьма-а-а!
С монастырских стен взлетели перепуганные голуби. На какое-то время я, наверное, окаменел… Все происходило слишком быстро и непонятно. Мысли проносились в голове с невероятной скоростью, но были необыкновенно короткими и четкими. Я с пристальной ясностью понимал, что, кроме меня, никто не знал, что моя жена – ведьма. Одетая в соответствующее эпохе платье, Наташа ничем не выделялась из числа прочих женщин. Тем не менее народ единодушно и проницательно угадал ее принадлежность к ведьмовству. Как так? Почему вдруг?
– Это тот гад с волчьим взглядом кукарекнул, а остальные в голос подхватили! – участливо объяснил голос слева. – Заложил, можно сказать,