– Могуч ты, братец, – промолвил он, отдуваясь. – Тебе только с Буслаем биться. Он у нас горазд на такие штуки.
В ближнем от входа углу сидел молодой певец и, бренча себе на гуслях, тянул песню. Гусли он держал по особому, торчком, зажав их между коленей. Никто не слушал его, кроме Завида Негочевича, который как зачарованный шептал что-то обмётанными губами, слепо глядя певцу в глаза. А югорец тем временем выводил:
Сидящие в доме мужчины,
Слушайте, послушайте!
С черёмуховым луком маленького вэрта
Я – мал ещё, но вижу:
Вот в дом, куда вхож тундровый зверь,
В желанный дом
Я зашёл.
Не из безвестной земли
Вышел я,
Но из земли за узорчатым камнем,
Узорчатым, словно вороний клюв.
За узорчатым камнем,
за спиной клыкастого зверя
Стоит покрытый шкурами дом.
Там я живу.
Небом данные многие сотни дней
Я спал глубоким сном.
В глубоком сне я был,
И в тревожном тоже.
В чутком, настороженном сне
Ворочался я.
Что же мнилось мне
В сокровенных, длинных мыслях?
«За спиной павыла моего,
За его спиной
Животные стоят.
Там леса дремучи,
Там хожу я на охоту.
Что же в том дурного?».
Боярин впитывал в себя незнакомые слова и видел перед собою жутких оборотней, пьющих человеческую кровь, и коварных духов трясины, увлекающих заблудившихся путников в топь; видел деревья, разрывающие человека пополам, и кусты, склоняющиеся над спящими и протыкающие их прямо в сердце. Кошмарные наваждения не отпускали его, он чувствовал, что погружается в них всё глубже, не в силах вынырнуть. Он пытался прочесть молитву, чтобы спастись от наплывающих туч югорского морока, но не мог вспомнить ни слова. «Господи, что же это?» – со страхом думал он. – Неужто они все здесь – колдуны, а мы – их добыча?». Смириться с этим было невыносимо, но и сбросить с себя дурман он не мог. «Погибаю, погибаю, нет мне спасения».
Но голос певца вдруг прервался, кто-то поднёс боярину кружку ледяной воды. Завид отпил, захлёбываясь и кашляя, затем поднял глаза на своего спасителя. Перед ним стоял Арнас.
– Сар курить – мир не видеть, – понимающе улыбнулся тот. – Русич не привык, голова глупеть.
– Паршиво мне, пермяк, – прохрипел боярин. – Боюсь, не выдержу, умом тронусь.
– Русич сильный. А я – помочь, – успокоил его Арнас.
Он подбежал к Ядрею, что-то сказал ему, тот кивнул, взглянув на боярина. Завиду показалось, будто он слышит его голос:
– Тебе-то