Особенно тяжко приходилось на физике. На лекциях и семинарских занятиях по физике использовались математические понятия и формулы, которые мы по математике еще не изучили, и тем, кто в школе был знаком с элементами высшей математики, с первой и второй производной, с матрицами, тем было легче, а остальные мучились непониманием. Правда, к зимней сессии положение исправится, и к экзаменам нам на лекциях по анализу уже прочитают то, что используется в физике, но это только к экзамену, а сейчас у нас чувство, что мы, как слепые котята, тычемся в разные стороны и совершенно беспомощны.
Первое время своей жизни в общежитии я часто ездила в гости к дяде Боре, где меня неизменно приветливо встречали, хотя и жили стесненно – на четверых у них была небольшая 2-х комнатная квартира с проходными комнатами. Мне, выросшей в тесноте крохотных комнаток, со всеми удобствами во дворе, а сейчас живущей в общежитии среди казенных вещей, казалось очень уютной их квартира. Мы с Лешей и дядей Борей играли в шахматы с переменным успехом, вернее с переменным я играла с Лешей, а у дяди Бори я выиграла только один раз. Он играл много сильнее нас.
Общежитские девочки, провинциалки, мы мечтали пользоваться преимуществами жизни в большом городе, вести светскую жизнь и ездить по театрам, и я, как-то раз, осенью, возвращаясь от дяди Бори, зашла в билетную кассу Большого театра и купила билеты на ближайшую оперу —«Севильский цирюльник».
Билеты я приобрела, ни мало, ни много, в ложу бенуара, по 3 рубля, других не было.
Так что первый наш культурный поход с Люсей был необычайно удачен – нам нравилось всё – само здание театра, много раз виденное на открытках и при походах по магазинам в натуре, красные бархатные перила, бархатные кресла, красавица люстра, сверкающая хрусталем и позолотой, прекрасная слышимость, оркестр, музыка. Розину пела Галина Олейниченко, кто исполнял остальные партии, я не запомнила, хотя арию про клевету, мне казалось, я готова была слушать с утра до вечера.
Неоднократно потом я бывала в Большом на операх, в наше время, в середине шестидесятых билеты на оперу, в отличие от балета, достать было достаточно легко, но никогда больше мне не нравилось так, как в первый раз.
Было ли это результатом новизны впечатления, а может быть, Россини мне нравился больше, чем Верди (вероятно и то, и другое), но позднее, я всё-таки сильно уставала от музыки и пения и уходила иногда с головной болью.
Повезло нам тогда и с буфетом, и хотя Люся, более восприимчивая к музыке, чем я, считала кощунством бежать и лопать в антракте, тем не менее, мы купили в буфете бутерброды с лососиной и с удовольствием