Подошла очередь Огюстин. Девушка была в смятении.
– Желаю вам здравствовать и славиться, принц Нориберт, принц Флориан.
Огюстин не могла понять, почему первым она произнесла имя Нориберта. Все невесты адресовывали приветствия сначала Флориану, а потом Нориберту, ведь глашатай первым назвал имя Флориана.
Внешность Флориана, хищная, как и у всех морган, пугала Огюстин. Взгляд синих глаз острый, холодный. То ли дело Нориберт. В его облике сквозят тепло и доброта.
– И вам желаем здравствовать, леди Огюстин, – приятным мягким голосом произнёс Нориберт.
Покраснев, как маков цвет, Огюстин присела в реверансе, опустила глаза в пол, и на подгибающихся от волнения ногах поспешила вон из Зала невест.
– Почему никто не сказал, что принцы такие милашки? – из победоносной богини Катя Сеймур превратилась в ошалевшую от вина и беготни вакханку, вдобавок попавшую под ледяной дождь.
– Почему королевский дом должен перед тобою отчитываться? – насмешливо спросила Оана Стан.
Невест человеческой расы поселили в одной опочивальне.
– Но это же нечестно, – мечтательно вздохнула Катя, – теперь, если меня не выберут, я буду мечтать о хищном Флориане или милашке Нориберте.
– Иди домой. Насильно тебя не держат, – вкрадчиво промолвила Оана.
Слуги внесли ужин, но девушки не притронулись к еде. По очереди девушки приняли ванну и начали готовиться ко сну.
За окном простучали первые капли дождя.
– Вот она, зима, – печально произнесла Катя.
Огюстин вздохнула. Под перваншевым балдахином было тепло и уютно, тонко пахло изысканными духами, а на улице – холодный дождь, запоздалые путники поднимают воротники, исходят горькими слезами теплолюбивые розы.
– Надо бы посмотреть, что Оана на балконе делает. Она там уже полчаса торчит, – сказала Катя.
С тяжёлым вздохом Огюстин выбралась из постели. Мало ли что взбредёт в голову юной девушки, пережившей стресс. Два принца и тьма конкуренток – это вам не шутки. Оана Стан выглядит спокойной и циничной, но в душе она, возможно, впечатлительная, нежная и ранимая.
Оана сидела прямо на полу. Перед ней, под сквозняками и проникающими на балкон каплями дождя, страшно и ровно горела свеча.
В руках Оана держала длинную шпильку, толстую у снования и на конце тонкую, как игла. Шпилька была увенчана крупным, идеально круглым камнем грязно-белого цвета.
Оана секла шпилькой вокруг пламени свечи так, будто вспарывала врагам горло.
До Огюстин доносились тихие, полные скрытой силы слова Оаны.
Никто не укроется от меня, Оаны Стан,
Слышу, как трава растёт, как сердце его бьётся.
Пусть увидит он меня.
По локоть я в красном золоте, по колено в чистом серебре.
Облачаюсь небесами, подпоясываюсь зорями, застёгиваюсь звёздами.
Пусть