– Ну уж, и вопреки! Государю от того лишь легче править станет, безопаснее и народу всему полегчает. Неужто грех за такое выпить? – хитро прищурился Маклаков.
– Не могу судить, сударь, не имею достаточных для того знаний, а потому воздержусь, – уклончиво ответил печальный священник, Бокал же перевернуть просто не успел.
– Вот, в Финляндии нашей имеется своя конституция, и народ живёт получше, чем в центральных Российских губерниях. Колонизация шиворот-навыворот.
– А разве «Манифест 1899-го года об общеимперском законодательстве для Финдляндии» не есть отступление от Финдляндской конституции? – едко заметил Родичев.
– Нам бы отца Виссариона хоть как-то успокоить, а Вы…
– Мне думается, – молвил негромко, но уверенно Шипов, – что не желающие пить за конституцию, по-своему правы. Нам не следует ни в коем разе всех обращать в единую веру. Лучше бы делом заняться. Брать пример с семьи Бахрушиных146: строить на лишние деньги приюты для сирот и бездомных, больницы, читальни для народа, бесплатные квартиры для городской бедноты. Александр Алексеевич завещал около 800 тысяч рублей на благотворительность. Детям своим оставил завет «жить в мире и согласии, помогать бедным, жить по правде». Так и надо жить, господа. Не грех и с Третьякова пример брать и со Щукиных. Да и Савва Мамонтов уверен был в необходимости своей железной дороги для державы и строил её без личной финансовой заинтересованности. Чем не пример? Даже и большой оригинал Савва Морозов147 нас поддерживает. Знаете ли вы, господа, что последнее время мы в его роскошном особняке на Спиридоновке проводим, как бы сказать, не совсем легальные заседания земцев-конституционалистов. Ну а у кого лишних средств нет, то работать бы подобало в подобных заведениях, открываемых купцами, во имя всеобщей гармонии.
Маковский далее проявлял не слишком большой интерес к происходящему вокруг, но повышенный ко своей соседке – Настасье. Когда он дошёл до той черты, за которой ожидается предложение свидания на стороне, Кирилл, всё тем же ледяным взглядом, перехватил оживлённый взор Сергея Константиновича, и молча дал ему понять, что всё это совершенно неуместно. Бородач с видом купца всё пытался подсесть поближе к Настасье, но понял, что усилиями Кирилла смещение стульев совершить не удастся. Елизавета Третнёва, племянница Ольги Сергеевны, оказалась между двумя Охотиными, проявляющими к ней живой интерес и румянец не сходил с её щёчек. Отдать кому-либо из них предпочтение она явно не решалась. В свою очередь, оба вели беседу очень неумело и забавляли прочих, находящихся поблизости.
– А Вы знаете, госпожа Третнёва, что уже во времена Людовика Тринадцатого во Франции были запрещены дуэли? – с трудом сумел из себя выдавить Аркадий.
Лиза ответила, что тоже читала Дюма и ведает о том.
– А Вы читали о подвигах русского генерала Скобелева во время последней Турецкой кампании? – продолжил очень натянуто