– Вот они, живодёры, набили Вы их изрядно, Глеб Гордеич, уважили Вы нас своею маузерой, – раздался голос Олсуфьева, передёргивающего затвор винтовки.
Казаки волокли прямо по траве нескольких убитых и раненных китайцев, схватив их за косы.
– Дык мы ж постаралися. Косачи прямо на нашу засаду и нарвались! – совершенно обыденным ровным тоном приговаривал Смоленко.
– Смотрите, среди них есть раненные, так же нельзя, за косу! Перевязать надо! – нервно вскричал Глеб.
– А тем, что живы ещё косы-то и пообрубаем, – усмехнулся Кунаковсков, – ишь, в хари вырядились, идолы прокажённые!
Глеб уже слышал из их рассказов, что без косы для манзы нет дороги в рай. Отрубить косу перед смертью – хуже наказания нет. Часто косы их фальшивые, но это не имеет значение.
– Пленным положено оказывать помощь, Смоленко! – строго сказал Глеб, не оправившийся от шока первой крови.
– Окажем. Больно шибко Вы жалостливы для своих-то лет, – вяло бросил кубанец, – Дык токмо души-то у них, косоглазых собакоедов нэма, пар один…
– Так не надо, грех так про душу говорить, Смоленко, – строго сказал Охотин, – Нет, негоже так. Вот, тебя взять: говядину бы рад мять. Чем корова хуже собаки?
– Собака це друг человека… А что за язык такой? Сущая грамота китайская.
– А вот у индусов, корова – животное священное. Закланию не подлежит. Строже, чем конина у православных! Так, что это, брат, смотря с какой стороны посмотреть. А другие народы и обычаи их тоже уважать надо, – помолчал и добавил, – Как, впрочем, и всех животных, тварь Божию. У буддистов настоящих грех любую тварь убивать без явной нужды.
– Если б не наш Кунаковсков, лежать б нам всем со вШпоротыми животами на этом самом месте, – проговорил вдруг Олсуфьев, – Нам ещё повезло, что эта шайка вооружена плохо.
На немое удивление Глеба ответил Смоленко на своём невообразимом суржике