На этом этапе Успенский вернулся к своей прежней одержимости – четвертому измерению. Интерес того времени к идее четвертого измерения начался с философа Иммануила Канта. В своей книге «Пролегомены ко всякой будущей метафизике» Кант задавался вопросом, не является ли странное различие между рукой и ее зеркальным отражением результатом ограниченного восприятия пространства. Два выглядят одинаково, но явно не одинаковы, потому что являются противоположными отражениями друг друга. В 1827 году германский астроном Август Фердинанд Мёбиус – прославившийся лентой Мёбиуса – предположил, что асимметричный твердый предмет, например рука, можно развернуть, провернув его через «высшее пространство». Такие ученые и математики, как Гаусс, Лобачевский, Бойяи, Риман, Мах, Минковский и Эйнштейн, обдумывали эту идею. Однако в 1877 году размышления о четвертом измерении приняли новый оборот, когда физик Йоханн Золльнер выдвинул предположение, что вероятное «высшее пространство» может отвечать за замечательный феномен, открытый физиком Генри Слейдом. Золльнер утверждал, что Слейд достигает результатов – например, развязывает узел на запечатанной веревке или пишет на закрытой доске – вызывая духов, которые обитают в четвертом измерении. Когда Слейда арестовали по обвинению в мошенничестве, многих удивило то, что в защиту Слейда выступило множество известных ученых, в том числе и Уильям Крукс, изобретатель электронно-лучевой трубки. Благодаря сенсационным отчетам в газетах о деле Слейда и серии экспериментов, проведенных Золльнером и уважаемым психологом Густавом Фехнером для того, чтобы доказать невиновность Золльнера, в понимании общественности идея четвертого измерения оказалась тесно связана с идеей мира духов.
Однако во времена Успенского чаще всего с четвертым измерением связывали имя Чарльза Х. Хинтона, который популяризировал идею в серии книг и журнальных статей. Родившийся в 1853 году в Лондоне, в конце 1870-х Хинтон испытывал своего рода философский кризис: он чувствовал непреодолимую потребность – практически одержимость – прийти к какой-нибудь форме абсолютного знания. Он выбрал необычное средство удовлетворения своего эпистемологического беспокойства: взялся запоминать кубический ярд из кубиков в один дюйм. Он взял блок размером тридцать шесть на тридцать шесть на шесть кубиков, дал каждой из сорока шести тысяч