В поисках П. Д. Успенского. Гений в тени Гурджиева. Гэри Лахман

пролететь над озером, «как я летаю во сне». А в более позднем рассказе «Разговоры с дьяволом» Успенский описывает состояние полусна, в котором его персонаж летит над экзотическим пейзажем, полном странных храмов и каменных пагод. Интересно, что в рассказе также говорится о трудностях, которые испытывал Успенский, когда не входил в состояние полусна: «Когда уснуть невозможно, человека захватывает чувство разрушения, и его нормальное „Я“ превращается в усталое, капризное, раздражительное и апатичное существо»[44]. То, что Успенский всю жизнь наслаждался сновидениями, очевидно из его замечания Морису Николлу много лет спустя, что кот Васька оцарапал его утром и помешал «утренним грезам».

      Хотя Успенский отрицал предположение, что сны имеют значение, но считал, что некоторые из них несут глубокое и важное послание. Эти сны, по его словам, встречаются намного реже, чем считают люди. Подобно переживаниям во время бодрствования, сны бывают разными по важности и значению. Неверно говорить обо всех снах так, будто они все одинаковы. Он также проявляет склонность к снам, которые могли оказать на него сильное воздействие, – например, сны о лестницах. Он говорит об «определенном мистическом значении, которое лестница имеет в жизни каждого человека»[45]. Позднее, когда он учил работе, образ лестницы вернется в новой, более практичной форме: как идея, что для развития старших учеников системы необходимо, чтобы они приводили новых на свое место.

      Другие аспекты исследования Успенским снов связаны с его опытом в качестве ученика и учителя работы Гурджиева. Очевидно, что наблюдение, что «мы видим сны постоянно, и во сне, и наяву», совпадает с доктриной Гурджиева, как и вывод, что, «когда мы просыпаемся, сон не исчезает, но к состоянию сна добавляется состояние бодрствования»[46]. Борьба за то, чтобы «бодрствовать» и «помнить», – уже важный мотив для Успенского – встречается в поздних работах. Все больше и больше погружаясь в наблюдение за возникновением своих снов, Успенский осознал, что если позволит себе забыться, то забудет «самое важное, что нужно помнить, а именно, что я сплю и осознаю себя», – другими словами, что он находится «в состоянии, о котором долго мечтал и которого стремился достичь».

      Но, возможно, самым странным открытием, которое сделал Успенский в своих исследованиях, было своего рода «художество во сне», обладание творческими талантами, которых наяву он никогда не проявлял. Во сне он был драматургом, режиссером, пейзажистом и замечательным актером-пародистом. Успенский находил последний талант особенно поразительным: наяву у него совершенно не было таких способностей. Успенский никому не мог подражать, даже ближайшим друзьям, и был не способен вспомнить их самые характерные жесты, фразы или движения; однако его «сонный пародист» делал все это с поразительной легкостью. Успенский отмечает, что сны, в которых мы видим мертвых родственников или друзей, оказывают такое мощное воздействие именно из-за этого странного таланта. И он делает любопытный