– Вы ошибаетесь, – уверенно отозвалась я. – Мама всегда настаивала на том, чтобы я стала архитектором, как и она.
Старик снова насупился и посмотрел на окно, разочарованно покачав головой:
– Я ведь просил эту глупую женщину, чтобы она молчала до самой смерти и ни при каких обстоятельствах не позволила тебе оказаться в поместье!
– Сэр… – снова отозвалась я, понимая, что не могу называть дядей человека, которого вижу впервые в жизни. – Пожалуйста, не говорите так о моей матери, прошу вас!
– Не обижайся, дочка. Я очень благодарен Оби и храню о ней самые добрые и светлые воспоминания, – старик немного помолчал, а потом спросил. – От чего она умерла?
– Онкология, – коротко объяснила я.
– И что же ты не помогла ей, если ты врач?
– К сожалению, медицина не всесильна, – терпеливо продолжала я, понимая, к чему он клонит. – Трагедии случаются. А, кроме того, болезнь застала маму врасплох, протекала стремительно и…
– Смерть всегда застает нас врасплох, дочка. Она еще никого не предупредила заранее о своих намерениях. Она уже очень много лет бродит по поместью, она забрала всех, а я все никак не дождусь, когда она войдет в особняк и приберет меня в свои убийственные объятья… Не понимаю, чего она медлит… – мистер Вудвард взял бутылку и снова до краев наполнил стакан.
Старик был явно философом в душе, но это неудивительно. Проводя жизнь в одиночестве и безделье, можно додуматься до таких вещей, на которые у занятых людей не остается свободного времени. Все великие философы, будь то Кант или Платон, были одинокими людьми. Оно и немудрено, потому что человек, которому нужно много работать для того, чтобы прокормить семью, оплачивать счета и растить детей, не будет философствовать. Он будет действовать, исходя из текущей обстановки, а не рассуждать о критике чистого разума или дуализме души и тела. Подумав обо всем этом, я осторожно спросила:
– И давно вы живете один, сэр?
– С 16 июня 1987 года. С того самого момента, когда вы с Оби отбыли из поместья навсегда сразу же после похорон Марты… Тебе тогда было чуть больше пары месяцев, – не задумавшись ни на секунду, ответил мистер Вудвард и сразу же помрачнел, а потом снова пустился философствовать. – Но я не один. Марта по-прежнему в моей душе и в моем сердце. Я частенько, сидя на этом самом диване, делюсь с ней последними новостями. А вот портреты и фотографии я не люблю. Они лживы.
– Но ведь память…
– Чушь! – отрезал старик, не дав мне продолжить. – Всего у меня было три любимые женщины, две из них – Хлоя и Марта – к настоящему моменту мертвы…
Я хотела было спросить, а где же третья, но не успела вставить ни слова, так как старик самозабвенно продолжал:
– Не могу смотреть на их улыбки, потому что сразу же вспоминаю, в каких страшных муках умирала каждая из них… Знай они, что их ждет впереди… – он насупился и