Я киваю судорожно, – И я здесь. И в этот раз мы делаем все правильно. Слушай, я начинаю замерзать, кажется. Уже давно.
Он смеется, бодает меня носом, – Пойдем домой?
Десять лет, десять лет я жду, пока он скажет мне именно эту фразу, пока мы оба будем иметь в виду именно это, я замираю на секунду, то ли окрыленная, то ли схожу с ума снова, в хорошем, в лучшем из смыслов.
Я тяну его за руку по направлению к дому, хорошо, хорошо, это ночной звон, это тишина района, я смеюсь, громко, черт, я всех перебудила, пойдем скорее, побежали лучше.
И тогда мы срываемся на бег, все еще не размыкаем рук. Если мы куда-то и спешим в этот момент, то только навстречу друг другу.
Мы возвращаемся домой.
Я пытаюсь найти ключи в кармане, я даже не могу вспомнить, кто именно их взял, но темно и холодно, и путано, и бешено, и небо звездное. В пригороде можно увидеть звездное небо. Вот тогда он прижимает меня к стенке, ключи жалобно звякают в кармане – нашла, глаза у него темные такие, зрачка почти не видно, я жду, что он усмехнется, будто укусит, но нет, он улыбается, и так тепло, и так.. Когда он меня целует, я отвечаю, не задумываясь, мы смеемся, голоса смятые, жеваные, я вижу лицо Неллы в темном окне, Нелла улыбается, мы собирали в саду яблоки и она тоже улыбалась, улыбается всегда, когда видит нас вместе, «Скарлетт, милая, ты была такой несчастной, такой потерянной и этот мальчик..»
О, этот мальчик, весь обзор сжимается до крошечной точки пространства, той, где этот мальчик вжимает меня в стену крепче и мы никак не можем друг от друга оторваться.
С возвращением, с возвращением домой.
Той ночью мы занимались любовью – это будет самым правильным выбором слов, и это было чертовски медленно, и это было безумно грязно. Это было хо-ро-шо.
Все о нас – то исключительное знание, которое приходит только от многих лет вместе, я думаю, что не выдержу, я просто не выдержу, и это совершенно неважно, целует он меня или зажимает рот рукой, рычит сам, и мы смеемся, тише, ну тише же, они спят, пожалуйста, тише.
Мои собственные, приглушенные, хриплые признания, все то, что он мне отвечает, это ты, это по-настоящему ты? Я так по тебе скучала, я так сильно по тебе скучала.
Несколько раз я вижу его особенно четко, в свете фар случайной проезжающей мимо машины, и он другой, он непохож на все, что я о нем помню, но я люблю его не меньше.
Он целует меня, когда все заканчивается, я все еще думаю, что не выдержу этого ощущения и этой любви, и после не думаю вовсе, это сплошной белый шум, мне хочется криво пошутить, что сейчас я особенно четко понимаю, почему оргазм называют маленькой смертью, и вот теперь я почти готова поверить, что любовь и секс придумали французы, но не хочу, не могу, язык не слушается. Или его придумали мы или любые люди до нас, которые имели несчастье или привилегию влюбиться.
Он целует меня, вытирает слезы с лица, я что, плакала?
Я люблю его именно такого, еще не отошедшего от собственного оргазма, волосы