Той сделал шаг назад, несколько времени понаблюдал с этой точки за очередной перевешенной игрушкой, сделал шаг влево и вновь чуть постоял; затем снял игрушку в виде слоника и перевесил её чуть-чуть ниже и левее.
– А если так? – спросил он Анастаса.
– И чё? Чё поменялось?
– А если так? – спросил Той, вернув игрушку на прежнее место.
– Чё дуркуешь-то? Какая разница?
– Разница не в том, что ты видишь вцелом. Сосредоточься на маленьком, избранном… И не ставь горячую тарелку на клеёнку. Ставь на дощечку и тем ты сохранишь убранство этого гостеприимного дома.
– Ну, ты ваще! – Анастас подхватил тарелку со стола и, обжигая пальцы, дождался того, пока на стол не положили газету, сложенную в несколько раз.
– А вот так? – обратился Той ко всем, кто находился в этот момент в комнате и снова перевесив очередную игрушку.
– Лучше.
– Хорошо.
– В тему.
Отметились своим мнением пожелавшие его выразить, но особо даже не приглядевшись.
– Нет, не то, – пробурчал Той сосредоточенно и снова что-то перевесил. Впрочем, на это уже никто не обратил внимания. Все лишь ещё раз утвердились в том, что Той занят чем-то весьма важным и уж точно крайне необходимым. Углубляться же в понимание этой необходимости было нецелесообразно. Существовало простое решение – он сам знает: что надо и зачем оно надо. Той же продолжил свои занятия, одновременно изучая детали суеты и слушая суету.
Когда всё было на столе устроено и наиболее щепетильные девчонки лишь подправляли общий результат, Той уже точно представлял себе: кто к чему и кто к кому благоволит. Устойчивый “амур” был лишь один, и он был заранее известен. Остальное, как кратковременное приключение, могло сложиться или не сложиться. Компания была сборной и без долгосрочных целей, но и без явного антагонизма. «В общем, будет веселуха без фанатизма и поножовщины» – заключил Той, оглядывая стол.
Закусь в полной мере соответствовала событию и финансовым возможностям участвующих в праздновании. На стол было выставлено всё сразу и всё что есть. Пирог с картошкой и любовно подрумяненной корочкой – для её умягчения – был слегка обмазан сверху сливочным маслом и от этого он вкусно лоснился. Это чудо кулинарии как горное плато́ стояло в центре стола, и было рассечено “трещинами”, которые делили эту гору вкуснятины на равные квадратики. Пирог источал парок, напитанный таким ароматом, что рот Тоя переполнился слюной. С этим надо было что-то делать и Той, не проявив ненужного по его мнению восторга, просто сглотнул это искушение безо всяких эмоций на лице и что особо важно, – он надёжно упрятал под подбородок свой хоть и невыразительный, но задвигавшийся при этом кадык. В обворожительном соседстве с шедевром пéкарского искусства остановилось объёмное сооружение салата “оливье”. Сразу было