А я вспоминаю о Володе. «Жаль, что ему об этом нельзя написать, – думаю я. – Он, наверное, храбрый! Он борется с врагами Советской власти! И пистолет у него есть!»
Глава 5. Трамвайчик
Дзынь-дзынь… Дзыыынь. Теплый майский весенний вечер. Покачиваясь, весело бежит знакомый вагончик по узкой трамвайной колее города Львова. Я подбегаю к передней двери, звонко цокая каблучками по брусчатке, и нетерпеливо стучу в водительское стекло.
– Боря! Привет!
– Томчик! Как дела?
Борис улыбается, не забывая следить за светофором на перекрестке. Правила движения, которые строго соблюдает мой друг, запрещают посторонним находиться в кабине водителя трамвая, но кататься с ним до конца смены и делиться разными важными школьными новостями так весело! Я даже вслух размышляю, не пойти ли мне на летних каникулах кондуктором?
– Ты же хотела артисткой стать. Тебе учиться надо. И в 17 лет на работу не берут. А мне через полгода в армию идти…
Я с наставительными нотками отвечаю:
– Папа говорил, хорошие артисты редкость, а плохой быть стыдно. У женщины серьезная профессия должна быть – юрист или врач. Когда мне было шесть лет, я хотела на сцену, хоть полы мыть! Он меня называл «наша артисточка»… Боря, давай в выходной пойдем в театр музкомедии? Мне очень хочется!
– Я думал, ты балет больше любишь. Когда из Москвы театр оперы и балета приезжал, ты меня чуть не задушила от восторгов.
– Ты понимаешь, сама Майя Плисецкая, пока автографы давала, дала мне сумочку подержать! Великая балерина! И так строго говорит: «Осторожно! Там паспорт! И партийный билет!» Я была совершенно счастлива!
Трамвай делает последний круг по ночному городу, и мы с Борисом бредем домой, взявшись за руки. Лавочка и фонарь перед подъездом моего дома каждый вечер умиленно слушают нашу болтовню…
– Боря, а хочешь, я тебе «Мцыри» почитаю? Мне надо для музыкально-литературного вечера порепетировать.
«Немного лет тому назад,
Там, где, сливаяся, шумят,
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры…»
Положив руку мне на плечи, Боря уютно укладывает мою голову куда-то под мышку, и я декламирую стихи, пытаясь повторить патетические интонации любимой учительницы русской литературы. Из нагрудного кармана его рубашки торчит смятый букетик садовых гвоздик, которые он сорвал по пути с цветущей клумбы. В самых драматических местах поэмы Боря крепко прижимает меня к себе, потревожив цветочки, и они испускают нежный неповторимый аромат с новой силой. Я читаю Пушкина, Есенина, в перерывах между стихотворениями он ласково целует меня в губы вместо аплодисментов, и стихи звучат особенно проникновенно и взволнованно:
«Вы помните,
Вы все, конечно, помните,
Как я