Действительно, меня уже ждали в кают-компании. Стол исходил истомой деликатесов и импровизаций кока. Это был настоящий бал-маскарад продуктов, знакомых, но обличённых в другие приправы и гарниры. По краям стола мерцали бутылки в ряд, от шампанского и сухого вина до водки и коньяка. В середине стола блестела ладья из нержавейки, внутри которой лежала хитро приготовленная чавыча в окружении крабов, ракушек, морской капусты, зелени и ещё, ещё… дальше медвежатина, оленина, свинина, языки… и что ещё – уже не помню, но я охнул.
За столом сидели офицеры, сдержанные и празднично убранные. На лицах так горели глаза и улыбки, что стояло сплошное сияние. Я встал, представился, рассказал о себе, потом о своей мечте: «Так вот, как же… флот, он тут… я там… а где же, когда же… флот… он же не ждёт… боевые корабли», – мямлил я.
Меня с интересом рассматривали и обсуждали вслух. Через полчаса уже все были свои. Вскоре помощник решил, что ему нужно что-то сказать, а то через пару минут он уже ничего сказать не сможет, через пару минут он уже сможет только кивать. Он встал и начал говорить про флот, про море, про меня, которого совсем не знал, и чем больше он говорил, тем больше ему казалось, что он говорит не про меня, а про себя, про свою жизнь, про службу, про флотское братство, которое, гори оно хоть синим пламенем, все равно не сгорит, про родину, про тех, кто ее сейчас защищает, и в случае чего не пожалеет самой жизни, про священные рубежи…
Моё представление продолжалось. Ещё тридцать минут говорили тосты, потом стол загудел сплошным белым шумом, из которого не выделялось ни одного голоса, но диалог продолжался, и всё шло своим чередом.
С половины стола старших офицеров запели морские песни и пели всё: «Бежал бродяга с Сахалина…», «Холодные волны вздымает лавиной…», «Растаял в далёком тумане Рыбачий…».
Вскоре все разошлись, в Москве было десять вечера, а на Камчатке – семь часов утра. Через час подъем флага.
Ровно в восемь, 6 сентября 1971 года, весь экипаж стоял на корпусе подводной лодки, зыбкой тенью покачиваясь в сумерках рассвета в такт волне, продолжая так же источать аромат хорошего коньяка, крабов и морских песен.
– На флаг и гюйс «смирно»!
– Флаг и гюйс поднять!
Теперь я стоял в строю своей офицерской жизни. Это и было то самое морское братство, в которое я вошёл безраздельно и навсегда.
Край, в котором я не был
Я был не женат и не избалован бытом. Днём и ночью служба брала своё, поэтому я видел только то, что нас окружало. Примерно через полгода, когда я сдал экзамен на самостоятельное управление подразделением и сдал зачёты на допуск к самостоятельному несению вахты вахтенным офицером, мне разрешили сход с корабля, и я мог выйти на прогулку и увидеть своими глазами, где я живу. Территория, где располагалась база подводников, представляла собой своеобразное зрелище. С одной стороны, это было жалкое и прямо убогое зрелище.