ТОЦКИЙ. Да!
АДВОКАТ. Подобрал, обогрел, обеспечил и воспитал сироту… Да, воспитал! И знаете, другие бы сказали – пригрел на груди змею. Далее. Обеспечил роскошную жизнь в Петербурге. Сговорился с генералом Епанчиным. Подобрал Настасье Филипповне видного жениха… Да, имел в этом свой интерес. Да, жених – Гаврила Ардалионович Иволгин – тяготел к Аглае Епанчиной и был… не вполне свободен в своем решении. Бедность, бедность. Ну так я о том и говорю. Жизнь есть жизнь. Мало ли, кто к кому тяготеет. Афанасий Иванович подготовил немалое приданое.
ТОЦКИЙ. Семьдесят пять тысяч положил. И сумма эта была назначена Настасье Филипповне в моем завещании, «тут вовсе не вознаграждение какое-нибудь…».
АДВОКАТ. Совершенно верно. Семьдесят пять тысяч рублей на дороге не валяются. А Гаврила Ардалионович – мужчина представительный. Как следует из материалов дела: «Это был очень красивый молодой человек, тоже лет двадцати восьми, стройный блондин, средневысокого роста, с маленькою, наполеоновскою бородкой, с умным и очень красивым лицом». Господи, вот тебе муж, вот тебе деньги!
ПРОКУРОР. Хорошего мужа подобрал Тоцкий Настасье Филипповне. А чего стоит сцена умасливания Барашковой подсудимым и его сообщником генералом Епанчиным. Вранье на вранье. Тоцкий уверяет Барашкову, что будущий супруг любит ее «всею силой страсти и, конечно, отдал бы половину жизни за одну надежду приобресть ее симпатию». Так ведь вранье! Тоцкий говорит, что признания эти Гаврила Ардалионович, цитирую, «сделал ему, Афанасию Ивановичу, сам, и давно уже, по-дружески и от чистого молодого сердца». Так ведь снова вранье!
АДВОКАТ. Пусть вранье! Тоцкий все-таки не Мышкин, чтобы всегда говорить правду. И что с того? Если бы Настасья Филипповна проявила элементарное благоразумие и вышла замуж за Иволгина, то не было бы никаких… так сказать… эксцессов.
Ведь Афанасий Иванович прав, когда говорит Барашковой, что, цитирую, «если Настасья Филипповна захотела бы допустить в нем, в Тоцком, кроме эгоизма и желания устроить свою собственную участь, хотя несколько желания добра и ей, то поняла бы, что ему давно странно и даже тяжело смотреть на ее одиночество: что тут один только неопределенный мрак, полное неверие в обновление жизни, которая так прекрасно могла бы воскреснуть в любви и в семействе и принять таким образом новую цель; что тут гибель способностей, может быть блестящих, добровольное любование своею тоской, одним словом, даже некоторый романтизм, не достойный ни здравого ума, ни благородного сердца Настасьи Филипповны».
СУДЬЯ. Господин прокурор, вам не кажется, что господин адвокат весьма убедителен?
ПРОКУРОР. Обвинение готово согласиться с разумными доводами защиты… Но… Но кто же в таком случае виноват в драме фигурантов дела, в лишении жизни Барашковой? Не будем же мы снова судить Барашкову – теперь не за ее… своеобразный характер и взбалмошность,