Затягивание в порочный круг своих интриг невинной Аглаи Епанчиной. Очернение чести и достоинства Евгения Павловича Радомского. Расстройство свадьбы девицы Епанчиной с князем Мышкиным. А побег из-под венца с сопутствующим уроном репутации и психическому здоровью Мышкина! Наконец, науськивание Парфена Рогожина на убийство!
О чем здесь вообще говорить?! Да на этой женщине пробу негде ставить!
СУДЬЯ. Ближе к делу.
ПРОКУРОР. Ваша честь! Гражданка Барашкова обвиняется в доведении гражданина Рогожина Парфена Семеновича до убийства.
Сгубили вы Рогожина, гражданка Барашкова. Довели человека до собственного убийства! И не то чтобы в порыве каком-то… единовременном… А довели, может, и порывисто, но системно! Сами утопиться или в петлю лезть не захотели, так решили Рогожиным воспользоваться как садовым ножом, на чувства и жалость его надавить. Налицо желание смерти за чужой счет! Сама… побоялась, так решила Рогожина подрядить. Вся игра с Рогожиным есть одна большая провокация и ожидание ножа!
СУДЬЯ. Ну, и…
ПРОКУРОР. И то наказание, которое понес гражданин Рогожин предлагается примерить подсудимой.
ПАРФЕН РОГОЖИН. Вот оно как обернулось.
МЫШКИН. Да как же так?
АДВОКАТ. Но разве не является отчаянное желание смерти криком больной души?
ПРОКУРОР. Является, является. Но при чем здесь Рогожин? Человек влюблен, а в нем видят потенциального убийцу. Сочувствие к гражданке Барашковой не должно мешать трезвому анализу ее «благодеяний». Дел она наделала, ох наделала!
АДВОКАТ. Гражданин Мышкин, как человек чуткий и большой знаток безумия, неоднократно свидетельствует о помешательстве Настасьи Филипповны. Можем ли мы судить психически нездорового человека? Налицо болезнь, описанная весьма характерно, можно, сказать, искусно.
НАСТАСЬЯ ФИЛИППОВНА. Успокойтесь. Я – здорова. Нашли кого слушать! Льва Николаевича… этого-то ребенка.
ПРОКУРОР. В самом деле! Вы часом сами-то не больны, господин адвокат? Приводите свидетельство одного нездорового на голову в подтверждение психического нездоровья другого. Куда же нас приведет благоволение таким свидетельствам? Не иначе – в сумасшедший дом! А вот генерал Епанчин Иван Федорович, человек здравого ума, в отличие от Мышкина, не считает Барашкову безумной: «Женщина вздорная, положим, но при этом даже тонкая, не только