Моя карма. Человек в мире изменённого сознания. Валерий Георгиевич Анишкин

слышу со всех сторон: «Севастьянов, Севастьянов», и меня выталкивают на сцену:

      Я, убитым голосом: Можно?

      Сергей: Входи, Севастьяныч, знакомься!

      Я: Севастьянов.

      Варя: Варя.

      И я молча смотрю на Варю.

      Это всё прошло гениально, так как я заикался, бледнел и краснел, и это выходило натурально и так соответствовало характеру моего героя, что зал взорвался аплодисментами, и, наверно, за меня порадовался Борис Михайлович.

      Но за третьей начиналась четвёртая картина, где я должен был играть уже оправившегося от смущения Севастьяныча, а я оставался тем же растерянным недотёпой, что было здесь совершенно неуместно.