Мне не составляло большого труда снять мучившую Тамару Петровну боль. И хотя это могло принести ей облегчение лишь кратковременное, она заметно ожила, глаза приобрели осмысленное выражение.
– Как часто у вас бывают приступы? – мне нужна была хотя бы общая информация о болезни матери Ивана.
– Раньше как-то обходилось. Ну, поболит иногда голова и проходит. А последнюю неделю каждый день… Я же не могу работать. Меня всё раздражает, даже запахи; тошнит и кружится голова.
Говорила она медленно и словно сквозь зубы, наверно, боясь повторения мучительного недуга.
– Это наследственное? Из родителей кто-то страдал от мигрени?
– Я такого не помню… По-моему, нет.
– Ну, это уже хорошо. То есть, ваша болезнь приобретённая, а значит, её причины лежат где-то в прошлом.
Это давало мне шанс справиться с болезнью Тамары Петровны, введя её в глубокую медитацию, найдя причину в подсознании, и перепрограммировать то, что привело к сбою или разрушению какого-то механизма.
– Тамара Петровна, я введу вас в особое состояние сознания, – сказал я, – и мы вместе с вами попробуем заглянуть туда, где мог произойти сбой.
– Это что, гипноз? – спросил Сергей Николаевич.
– Нет. Это немного другое.
Я видел скептическое выражение лица Ванькиного отца и добавил:
– Учёные тоже признают этот метод, хотя они не верят, что это часто единственный способ, который может помочь при лечении нервных расстройств. Но ведь лекарства в этом случае почти не улучшают самочувствие, – попробовал я объяснить смысл попытки моего лечения и попросил:
– Сергей Николаевич, нужно убрать всё, что может мне мешать. Нужно отключить телефон, радио, закрыть окна, чтобы даже небольшой шум не проникал в комнату, закрыть плотно шторы, чтобы не проникал дневной свет. Хорошо бы включить торшер.
– А зачем тогда штору задвигать? – Сергей Николаевич всё ещё воспринимал мои действия как какую-то клоунаду, и ирония явно проскальзывала в его словах.
– Яркий дневной цвет раздражает и мешает сосредоточиться, – отмахнулся я от Ванькиного отца и не стал