– Значит, девяносто два процента всех участков переданы англичанам? – переспросил премьер.
– Точно так. А они ничего не добывают. Скважины закупорены, оборудование не завозится. Более того, когда русские промышленники начинают качать нефть, им предлагают выгодно продать делянку и катиться ко всем чертям…
– Хм. Но ведь формально ничего не нарушается? Арендная плата поступает в казначейство?
– Да. Если смотреть формально. А национальные интересы? А скорая война, при которой расходы мазутного топлива многократно возрастут?
– Есть еще Баку и Грозный, – напомнил Столыпин. – Оттуда возьмем.
– Так ведь там те же британцы!
– Ну и что? Они делают… как его? Бизнес. Там качают, а не закупоривают.
– Петр Аркадьевич, но как же можно столь важный вопрос отдать на откуп иностранцам? – повысил голос статский советник. – Хоть эфиопам, хоть пигмеям – никому нельзя. А уж сынам Альбиона тем более.
– Согласен, – буркнул Столыпин. Он откинулся на спинку кресла и даже на секунду прикрыл глаза. Чувствовалось, что разговор премьеру мало интересен и даже тяготит его.
Лыков молча ждал, сидя на стуле в положении «смирно». Прошла минута, статс-секретарь размышлял, медленно и натужно, будто ворочал камни. Алексей Николаевич вспомнил о разрушающемся здоровье Столыпина: сердечная недостаточность и Брайтова болезнь[9] сделали из него почти инвалида, но от общества это тщательно скрывали. Наконец премьер поднялся и протянул сыщику руку:
– Я уяснил, буду думать. Рапорт оставьте у меня и ступайте.
– А?..
– Вернусь из Киева и поговорим.
– Слушаюсь. Я могу сообщить эти сведения Меньшикову из «Нового времени»? Чтобы он в статье сослался на меня с указанием фамилии и чина? Михаил Осипович готов поддержать.
– Нет, сначала я сам прочитаю. Тогда и решу.
– Слушаюсь.
– Да, пока не забыл, – перехватил собеседника уже возле двери премьер. – Как там Гондатти? Остался доволен вашей командировкой на Амурскую дорогу?
– Точно так, ваше высокопревосходительство.
– Еще бы. Ну, ступайте…
Лыков не успел выйти, как его едва не сбил с ног следующий посетитель. Сыщик отошел в угол, осмотрелся. В приемной толпилось более тридцати человек. Какой уж тут рапорт…
В ночь на 2 сентября Алексей Николаевич был разбужен телефонной трелью. Он вскочил с дурным предчувствием, посмотрел на часы: половина четвертого. Что-то недоброе случилось. Уж не с сыновьями ли? Павлука в Альпах, Николка в Тибете; и там и там было опасно. Сыщик поднял трубку и услышал сиплый от волнения голос Сенько-Поповского:
– Алексей