Когда исчезли голуби. Софи Оксанен

голос. В этой церкви мы должны были венчаться, здесь, у алтаря, я должен был увидеть подвенечный наряд и фату невесты, которые ей так нравились и говоря о которых она застенчиво улыбалась. Ночь была звездной, и, взобравшись на кучу мусора, я стал искать глазами свежую могилу. Найти ее было несложно, ни креста, ни цветов, даже собаке уготовано в земле лучшее место. Ударил кулаками о железную ограду, так что мох разлетелся во все стороны, молился на коленях, чтобы любимая подала знак и мне не пришлось бы идти к Лидии Бартельс, знак, что любовь моя обрела покой, знак, что я могу возвращаться назад. Я не знал, почему Розали ушла из дома, с кем, кто ее нашел и где. Почему ее похоронили позади церковного кладбища, какой священник это разрешил, да и был ли священник? Розали никогда не лишила бы себя жизни, хотя все на это намекали. Но это было не так, не могло быть так. Я клял себя за то, что меня не оказалось рядом, что я не смог предотвратить случившееся. Как же далеко мы были друг от друга, если я не почувствовал приближения беды! Невозможно себе представить, что все это произошло, когда я спал или разжигал огонь, занимался привычными делами. Почему твои мысли не долетели до меня? Почему я не смог тебя защитить? Мне было важно понять, что я в тот момент делал, в тот момент, когда Розали покинула этот мир. Если бы я знал, я сумел бы найти хоть какой-то знак.

      Но знака не было, ответа не было – Розали была неприступна. Я плюнул на ступени церкви и достал из кармана часы. Время приближалось к полуночи. Пора было идти к Лидии Бартельс. Я не знал о ней ничего, кроме того, что сеансы она проводит по четвергам и что “Седьмую книгу Моисея” она получила от матери, когда та была при смерти. Леонида считала, что Лидия ведет антицерковную деятельность, пользуется старыми заклинаниями, но подруги Розали ходили к ней, пытаясь получить сведения о пропавших без вести или отправленных в Сибирь родителях. Они всегда ходили парами, никто не решался пойти в одиночку. У меня же не было никого, с кем бы я мог пойти. Для храбрости я прочитал “Отче наш”, хотя понимал, что креститься или приносить с собой изображения Бога запрещено. На главной улице я натянул шапку поглубже на уши. В лесу я не брил бороду, с ней я выглядел гораздо старше своих лет, не думаю, что кто-то мог меня узнать. Я подумывал о том, чтобы раздобыть немецкую военную форму. Связная рассказала, что некоторые евреи поступали именно так, а кто-то даже пошел к немцам на службу – лучшего способа спрятаться не придумаешь. Она еще тогда посмеялась над своими словами, но сквозь ее смех прорывался страх, как вода выплескивается из переполненного ведра. Я знал, что она говорит о своем женихе.

      В комнате Лидии Бартельс горела только одна свеча. На полу стояло блюдо, по центру которого была проведена черта. Под ним лежал большой лист бумаги со словами “да” и “нет”. Ниже выглядывал край какой-то скользкой на вид ткани. Лидия Бартельс сидела на полу с закрытыми глазами и поднятыми вверх ладонями. Открывшая дверь госпожа Вайк спросила, чей дух я собираюсь вызвать. Я снял шапку и крутил ее в руках, с трудом подбирая слова. Неожиданно она перебила меня:

      – Не