Иван Иванович Огурцов стоит у кухонного окна, смотрит на необычайно светлый, заснеженный двор, и легонько барабанит пальцами по столешнице.
– Ваня, перестань стучать! – кричит ему из гостиной комнаты Матрена Ивановна. – Ну что ты так переживаешь, право слово? Так тебя, милый мой, надолго не хватит…
– И чего он не объявляется, паразит, я никак не пойму? – глухо ворчит Огурцов, на несколько минут оставив столешницу в покое. – Я же Люське все самым подробным образом объяснил – что и как надо делать… Ну, что здесь непонятного, а? Он ждет, чтобы приехали и повязали? Ну, так дождется, что приедут и повяжут… И явка с повинной просвистит мимо него, понимаешь, как кукушка мимо гнезда…
Иван Иванович отрывает взгляд от окна, смотрит на настенные ходики с кукушкой, криво усмехается и идет к Матрене Ивановне, вяжущей на спицах шерстяной носок.
– Успокойся, Ваня, – говорит жена. – От того, что ты здесь сердце себе надрываешь, ничего не изменится. Он парень взрослый, армию отслужил, сам поймет – что к чему…
– Он-то поймет, – шумно вздыхает Иван Иванович, – а вот следователь может и не понять. Повезло, что Виктор Горохов вести следствие назначен… Он у меня на практике был, парень хороший, совсем еще молодой, но ведь и у него сроки, – опять вздыхает Огурцов, наблюдая за тем, как мелькают спицы в проворных руках Матрены Ивановны. – Он и так нам с Николкой пару лишних суток подарил, а это в нашем деле, знаешь ли…
– Да уж знаю, знаю, можешь не рассказывать, – косится на переживающего мужа Матрена Ивановна. – Колька, он же шебутной, у него на дню – семь пятниц… Пообещал, а потом передумал, может такое быть?
– Как это – передумал? – нахмурился Иван Иванович. – Как – передумал! Он же не куль картошки со своего огорода пообещал, а потом передумал давать… Сама говоришь, что он уже не маленький, должен за свои слова отвечать… А то ведь я могу и наряд вызвать, они быстро и найдут, и наручники оденут. Только тогда он в суде совсем по другой статье пойдет, и будет ему светить не пять лет, а вся десяточка… Передумал он…
– Да это же я так, к слову сказала, чего ты взвился-то? – построжала голосом Матрена Ивановна. – Придет он, куда денется… Страшно парню, это же понятно… А от Люськи оторваться, когда до свадьбы считанные дни остались, легко ли?
– Об этом ему раньше надо было думать, когда за нож схватился, – недовольно ворчит Огурцов, меряя комнату шагами. – Больно смелые все стали, чуть чего – за ружья и ножи хватаются, совсем не думают о последствиях. Известно, дурное дело – не хитрое… А почему бы вначале словами не попробовать объяснить, тебе же для этого язык даден? Поговорить, разобраться во всем. Смотришь, проблема-то и рассосалась бы,