А я подумал, зачем вас туда понесло? Там и родиной-то не пахнет. Хорошо, что ты вернулась.
Тут Вову знали все. По-моему, счёт друзей у него надо вести на сотни: с этим учился, с этим в армии служил, с этим на одном дворе жил. Все кричат: «Привет, Вова!»
Жаль, что много ездить было недосуг, потому что требовалось срочно оформлять документы. Кроме загранпаспорта, который сделали мне в Кирове, ещё куча бумаг.
– Биография должна быть густой и насыщенной, как соляной раствор, – провозгласил Вова.
Прежде всего надо было сделать для «раствора» паспорт моряка, а тут полагалось представить фотку, для которой должен я вырядиться в белый форменный пиджак с чёрным галстуком. Где я такой пиджак возьму? И у морского волка Вовы Иванкова такого парадного одеяния не оказалось. Но он же боцман: все ходы-выходы ему известны. Привёл меня в портовую фотографию. Там болтался на рогатой вешалке именно такой, как надо, белый форменный пиджак. Наверное, не одна сотня таких, как я, бедолаг была запечатлена в этом пиджаке: и воротник, и карманы изрядно засалились, но на фотке, сказали, это не видно. Под пиджак надевают вырезанную из бумаги манишку с нарисованным чёрным галстуком. Прикладываешь всё это – и моряк на полном серьёзе. Только к пиджаку очередь-сороконожка. Выстрадал, дождался, облачился. Фотограф с прищуром поглядел:
– Фуражечку повыше, головку на бочок. Улыбка. Снимаю!
И правда ведь получилось куды с добром. Снялся я – вылитый морской волк. Получишь, Майечка, мою фотку – не узнаешь – адмирал Нельсон или Витас Беринг. Но при Беринге, наверное, носили треуголки, а тут – вылитый боевой адмирал Кузнецов, или капитан Маринеско: «Капитан, капитан, улыбнитесь!» И я с улыбкой во весь рот.
На медицинской комиссии Вову чуть не забраковали по слуху. Вернее забраковали, но он не растерялся, пошёл в другую клинику, а там «ушник» за доплату его признал вполне слышащим. А я уже впал в панику. Вдруг Вову забракуют по слуху. Что я буду без него на корабле делать? Придётся не солоно хлебавши возвращаться домой.
На Вовиной даче уже груши-яблочки поспели, и сливы соком налились. Запад. Здесь теплее, чем у нас. А разговоры о том же, что и у нас: где навоз достать да перегною раздобыть? И Вовина жена Калерия, по-вовиному Калька, об этом страдала, слегка попиливала мужа. Я попросил у их соседа тракторок, и мы сгоняли с Вовой к ферме, а потом на болотце, начерпали перегноя да торфа. Привезли, чтоб разжиться похвалами. Каля смягчилась, закатила целый банкет с возлиянием. Поскольку я не пил, то был наглядным примером, каким должен быть «настоящий мужчина». А Вова для примера не годился, потому что пребывал навеселе и реагировал неадекватно, то есть употреблял мат.
Каля – женщина объёмная, в Вовином духе, глазки игривые, бровки подвижные. Брюнетка жарких кровей. И, видать, у Вовы на подозреньи. Всё он о каком-то Титове упоминал, а она пунцовела и злилась.
Расставание – довольно волнительная процедура. Всё воспринимается обострённо. Вова попросил меня сбацать песню «Эй, моряк, ты слишком долго плавал, я тебя успела позабыть». Это из