«И выдался мрачный день года, печальное детство,
Когда в прохладные воды Отрок вошёл бестревожно, к серебряным рыбам спустился,
Упокоенье и Лик».
Эта странная «тяга к смерти» усугубилась ещё и тем, что Тракль рано пристрастился к наркотикам, и к 14 годам уже регулярно их принимал, используя хлороформ и сигареты, смоченные в опиуме. Позже, когда он устроился фармацевтом в аптеку «Белый ангел», он приобрёл навыки употребления и других наркотических средств. Чтобы избавлять себя от мучительных видений, порождаемых этим миром, он вводил себя в пограничные состояния сознания к видениям иного порядка, «балансируя на грани между жизнью и смертью, не отдавая предпочтения ни той, ни другой»11.
Однажды в беседе с писателем Теодором Дойблером12 он признался:
«Разновидность смерти неважна. Cмерть так ужасна из-за паденья, и ничтожным покажется всё, что может предшествовать этому и продолжится после. Мы падаем в запредельную черноту. Как может умирание, миг, что ввергает нас в вечность, быть скоротечным?»13
Культуролог и библеист Сергей Аверинцев14, рассуждая о природе поэзии Тракля, нашёл для неё удивительно ёмкие слова:
«время, в которое погружены его стихотворения, и есть предсмертная секунда, „вводящая в вечность“ и сама становящаяся вечностью…»15
«Зачарованность самоубийством» во многом определила сюжет судьбы Тракля и превратилась в один из главных мотивов его поэзии – мотив смерти.
INCESTUS
«О, ты – кровь от моей крови, стезя ты и Грезящая в лунной ночи».
Г. Тракль
Но невозможно обойти вниманием ещё одну явную странность в поведении Тракля – зачарованность своей младшей сестрой Гретой, которая была на пять лет младше его. Со всей очевидностью можно сказать, что только к сестре Грете на протяжении всей своей жизни Георг испытывал настоящую привязанность и глубокую любовь. Но эта любовь к самому близкому существу на свете, своей спасительнице и святой, «Невесте сладчайшей», которая словно
«Мирт Непорочный над восторженным ликом склоняется Мёртвого»,
пробуждала в душе Георга и демонические чувства:
«Ненависть поедала огнём его сердце, сладострастие, когда в зеленеющем летнем саду молчаливое дитя он насиловал, в лучистом сиянье которого он свой лик, окутанный мраком, узнал».
Надо признать, что несмотря на многочисленные рассуждения биографов о имевших место кровосмесительных отношениях между братом и сестрой, до сих пор не представлено никаких заслуживающих доверия свидетельств в подтверждение этих домыслов – разумеется, кроме лирических «откровений»