– Зигги, не занудствуй, – упрекнула Жу-Жу. – Морозов редкая скотина, если играл в карты на женщину. Никто плакать не будет. Скажите, пожалуйста, Серафима, а это страшно убивать? Я бы не смогла ни разу. – Она критически посмотрела на Левоневского, её передёрнуло. – Фу, какой ужас!
– Так он стрелять стал, вот из этого браунинга. – Фима достала из ридикюля оружие и направила на лётчика. – И что оставалось? Это хорошо, что господин Ленар оказался рядом, иначе в газетах рисовали женский труп в луже крови. Зигмунд, скажите, пожалуйста, вы ведь коммунист? – спросила актриса, щёлкнув предохранителем.
– Конечно, всякий уважающий себя лётчик должен быть коммунистом. Это очевидно! – воскликнул Зигмунд, с опаской глядя на оружие в руках неуравновешенной женщины.
– Вот, Ленар, теперь понимаете, почему у нас разные платформы, – объяснила Фима. – У них повсюду коммунистическая мораль: надобно отдать долг! Только отчего именно мне вручили этот факел, никто не может объяснить. И самое забавное, почему-то забыли спросить моё согласие. Вот долг, и всё тут.
– По-прежнему ничего не понимаю, но становиться как-то неуютно. Зигмунд, я могу рассчитывать на ваше жизнелюбие. Нет нужды увеличивать количество трупов в кильватере женской трагедии. Вы, например, мне симпатичны. Ферштейн? Высадите в Берлине и жмите полный ход к себе в Варшаву.
– А зачем мне Варшава?
– Ой, постоянно путаю падежи. Это просто наваждение какое-то. На Москву, конечно, Drang nach Osten, так сказать!
– Вот именно что в Москву! Значит, вы захватываете корабль? – уточнил лётчик.
– И в мыслях нет ничего подобного. Что мне делать с этакой громадиной? Фимочка, сколько у вас пулек осталось?
– Достаточно, – рапортовала отважная террористка, направив оружие в грудь лётчика, чтобы наверняка пробить жестокое сердце коммуниста.
– Отлично! Зигмунд, отдайте свой револьвер и можете без всяких помех управлять самолётом. Обещаю вплоть до Берлина изображать фиолетового пони. Уверяю, таких незаметных пассажиров вы ещё не встречали.
– Я уже оценил вашу деликатность, – с апломбом отметил пилот. – Жу-Жу, сделай, пожалуйста, гостям кофе, а мне разожги, наконец, чёртову папиросу! – схватив штурвал обеими руками, Левоневский уставился в пронзительно синюю полоску, отделяющую белое одеяло кучевых облаков от звёздного неба.
Вот что значит партийная дисциплина! А что, и правильно, зачем подвергать опасности важный перелёт? Всегда надо держать курс на столицу, видеть главное направление, так сказать! Возьмись, к примеру, геройствовать Зигмунд, и немецкие товарищи могли остаться без ящиков с тротилом, крайне