– Позвольте, а куда ж я его дену? Мне работать надо. Я ж не могу его с собой в столовую забрать. Так что вы меня извините, но у меня другого выхода нет. А дома я поговорю с Сережей.
– В который раз вы с ним уже говорите. Его хватает ровно на день, а потом все заново. Вот другой ваш сын, Ярослав, с ним вообще проблем нету, а этот… Уж вы с ним решите этот вопрос раз и навсегда: либо он прекращает свои истерики, когда вы уходите, либо не ходит в детский садик.
Как всегда, разговор был коротким: снимались штаны с любителя истерить, брался ремень, и им окучивалось то место, на котором сидят люди. Во время этого «разговора» Сергей клялся, что оставит раз и навсегда эту самую свою истерику. Что он все понял, и что дополнительные удары ремнем ничего уже не изменят. Что он принял в свои пять лет раз и навсегда твердое решение в этом вопросе, и его слезы градом тому порука.
Но на следующий раз или, может, через раз, по приходу в детский садик Сергей с твердо принятым для себя решением сохранял безмятежное спокойствие лишь до тех пор, пока в его поле зрение была мама. Но только стоило ей исчезнуть, как моментально включалась сирена, и воспитатели, кляня в душе эту Александру Михайловну с ее выродком, принимались успокаивать его. А она, Александра, слыша начинающийся вой, и поймав в сердце от него острую, режущую боль, ускоряла шаг, спеша на работу, на которую уже и так опаздывала.
Дело в том, что Сергей в детстве любил свою мать до беспамятства, и когда в его формирующийся разум залетала информация, что ее рядом нет, он начинал заваруху местного, детсадовского масштаба, которая могла длиться часами. И единственное, что могло успокоить Сергея – это вновь появление в поле зрении его матери.
С другой стороны, Серега вместе со своим братом боялся ее, потому как она с ними особо не сюсюкалась, не те времена были, да и воспитание у нее было несколько другое, чтоб миндальничать. Так что дома их особо никто не баловал. Не знавшая родительской любви, мать считала излишним все эти телячьи нежности и воспитывала своих сыновей, как она говорила: «В духе преданности.»
Серега, в общем-то, был спокойный, послушный мальчик и не доставлял особых хлопот воспитателям. Достаточно было немного прикрикнуть на него, как он сразу слушался. Но стоило ему понять, что мамы рядом нет, его как будто подменяли, и уже никто не мог с ним сладить. И он ничего не мог с собой поделать: даже зная, что за свою очередную истерику дома ему нормально влетит, тем не менее, как только исчезала мать из его поля зрения, включал сирену на всю мощь.
А может это страстное, даже немного нездоровое желание всегда находиться рядом с мамой, как-то подсознательно, на генетическом уровне передалось Сергею от Александры? Ведь, по сути дела, она потеряла свою мать даже не в два годика, а с самого своего рождения…
* * *
В общем-то, семья – Костьевых (девичья фамилия Александры) перебралась в Сибирь относительно незадолго до ее появления