Фернан Леже. Три женщины за красным столом (Le Grand Dejeuner). 1921. Холст, масло. 183,5×251,4 см. Музей современного искусства (MoMA), Нью-Йорк. Фонд миссис Саймон Гуггенхайм
Но для некоторых художников этот механический век был не просто контекстом и уж тем более не просто поводом. Они хотели исследовать и изображать характерный для него свет, структуру и динамизм. Самым одаренным из École de Paris и самым до сих пор недооцененным был Робер Делоне (1885–1941). Для него матрицей культуры была Эйфелева башня, в которую он исступленно верил как в экуменический объект, цементирующий общество новой эпохи. Первый постоянный радиопередатчик был установлен на башне в 1909 году; «La tour à l’Univers s’adresse»[12], – написал тогда Делоне на своем первом этюде Эйфелевой башни, который он посвятил своей жене-художнице Соне Терк. Дух изысканий Делоне прослеживается в структуре стихотворения Висенте Уидобро «Эйфелева башня» (1917), которое он посвятил Делоне:
О Тур Эффель
небесная гитара
твоей верхушки
телеграф беспроводной
слова сбирает будто
пчел розовый куст
по Сене ночью не плывет
ни горн ни телескоп но
Тур Эффель
словесный улей
или чернильница наполненная медом
и на заре паук стальною нитью
в тумане утреннем сплетает паутину
а мой малыш взбирается на башню
словно певец разучивает гамму
до
ре
ми
фа
соль
ля
си
до
и вот мы в вышине
на воздухах
поет в антенне
птица встречь
Европы
электрическому
ветру[13].
Чем-то напоминает Делоне, но не совсем. Делоне избегал пасторальных образов, которыми пользуется Уидобро: розовый куст, улей, птица, поющая среди антенн. Он хотел найти изобразительный язык, целиком принадлежащий своему веку, основанный на стремительных взаимодействиях, смене точек зрения и восхищении «доброй» техникой, и Эйфелева башня стала главным примером всего этого в повседневной жизни Парижа. Друг и соратник Делоне, поэт Блез Сандрар, пишет в 1924 году:
Ни одна из форм известного до сих пор искусства не может претендовать на пластическое решение Эйфелевой башни. Реализм ее сжимает, старые итальянские законы перспективы уменьшают. Над Парижем взлетела башня – элегантная, как шляпная булавка. Когда мы отходим от нее, она доминирует над закостенелым прямоугольным городом. Когда приближаемся к ней, она склоняется над нами. Если смотреть на нее с нижней смотровой площадки, она спиралью уходит вверх вокруг своей оси, а если с верхушки, она падает