Джон попытался активировать внешние видеокамеры. Ни первая, ни вторая не работали. Повреждены во время жёсткой посадки? Вероятнее всего. Значит, придётся отдраивать иллюминаторы.
Ближайший находился в трёх футах от пульта ККУ. Джон взялся за рукоятку, сдвигающую внешнюю защитную заслонку, на секунду затаил дыхание и с силой повернул. Заслонка глухо скрежетнула, открывая иллюминатор, но за толстым стеклом было по-прежнему черно. Джон разочарованно выдохнул. Похоже, этот иллюминатор закрыт снаружи грунтом.
Он был почти уверен, что и за вторым иллюминатором не увидит ничего, но, едва только заслонка сдвинулась, в кабину модуля полился свет, показавшийся на фоне аварийного освещения почти ярким, хотя на самом деле был не ярче, чем отсветы заката в пасмурный день.
Через стекло размером с небольшую тарелку не видно было ничего, кроме странного мерцающего сияния, переливчатого, будто радужные бензиновые разводы в луже. Или игра света на боку мыльного пузыря. Джону показалось, что он различил сквозь эту пелену какие-то искорки (звёзды?), но он не стал бы заключать на сей счёт пари. В конце концов, иллюминаторы и не предназначались для наблюдений, роль им отводилась чисто символическая.
Отсиживаться внутри модуля больше не имело смысла.
Алгоритм подготовки к выходу был отработан до автоматизма – и на Земле, и в ходе неоднократных тренировок за время полёта. Руки выполняли последовательность необходимых действий сами по себе, и мозг получил возможность поразмыслить над вопросом, который Джон неосознанно отгонял прочь с самого момента, когда очнулся в опрокинутой кабине модуля: что же всё-таки произошло?
Он попытался мысленно восстановить хронологию событий. Вот «Барсум» отстыковывается от «Мэйфлауэра». Отрабатывают тормозные двигатели, направляя траекторию движения модуля вниз, к планете. Спуск очень пологий – модуль успевает сделать четверть витка, прежде чем проявляются первые признаки аэродинамического торможения. Перегрузка возникает незаметно, но с этого момента неуклонно только растёт. Вскоре Джону уже кажется, что его вжимает в ложемент ладонь некоего великана – давит, давит многотонной тяжестью, стремясь раскатать в лепёшку, как пластилин… Выпуклый бок планеты превратился в бескрайнюю красно-коричневую равнину, изрезанную трещинами и оспинами кратеров.
Модуль летел на высоте двадцати четырёх миль, окружённый облаком плазмы, от которой пилота защищал лишь тепловой щит да несколько дюймов оболочки корпуса. Скорость падала, и рёв раскалённого воздуха чужого мира, который Джон ощущал всем телом как непрерывную вибрацию, понемногу стихал. Пятнадцать миль. Компьютер «Барсума» корректировал курс аппарата без участия пилота, по сути, человек был сейчас наименее полезной частью на борту модуля. Балласт… Перегрузка спадала. Восстановилась нормальная кривизна роговицы глаз, и Джон теперь мог ясно видеть проплывающие на экране скалы,