– Она все еще дуется, что я тогда ее наказал. Да я только пару шлепков ей отвесил, но ты ведь считаешь, что я ее до синяков отлупил.
– Но зачем было делать это на глазах у ее подруг?
– Ей нужен был урок, – буркнул Пэт.
– Ты был благодарен Тимоти Шону за его урок, когда он тебя избил? Нет. Ты не простишь ему этого до конца своих дней. А у Милочки Мэгги твои задатки.
– Скажи уж прямо, «твои плохие задатки».
Мэри взяла Пэта за руку.
– Я любила тебя за то, какой ты есть. И никогда не думала, плохой ты или хороший.
– Ох, Мэри, – он был тронут, и, казалось, между ними вот-вот произойдет что-то важное.
«Я мог бы сказать, что люблю ее. И это было бы для нее ценнее всего на свете. И я ведь по-своему ее люблю. Но я никогда раньше этого не говорил. Поздновато теперь-то начинать. Мне будет неловко… нам обоим будет неловко…»
Ничего важного не произошло.
Пэт хотел вернуть привязанность дочери. Для этого в ее день рождения он решил сводить ее развлечься.
– Мы с ней хорошо проведем время, как ты со своим отцом, когда он купил тебе те гребни. Я устрою ей такой же праздник, только по своему карману, и надеюсь, что она запомнит его так же, как ты запомнила свой.
На бруклинских улицах фиалками не торговали. Вместо них Пэт купил дочери вертушку на палочке. Когда она побежала вперед, чтобы ветер раскрутил вертушку, он вдруг понял, что она уже выросла из таких игрушек.
Конечно, Пэт не повел Милочку Мэгги в бар на лимонад с кларетом. В их районе фешенебельных баров не было, и он был уверен, что его арестуют, если он приведет дочку в паб. В округе не было ни одного приличного ресторана. Они подкрепились горячими сэндвичами с пастромой и медовым тортом с чаем из стеклянных стаканов в кошерной закусочной. Посетители ели в шляпах. Пэт объяснил, что так велит их религия. Свою шляпу он снял, заявив, что они пусть ходят в свою церковь, а он пойдет в свою. Пообедав, посетители комкали салфетки и бросали их на пол. Милочка Мэгги спросила, зачем они так делают, и Пэт ответил, что это потому, что они очень следят за чистотой. Милочка Мэгги не поняла, что в этом было чистого. Отец объяснил ей, что так владелец закусочной не сможет подать эти же салфетки снова другим посетителям.
Пэт повел дочь в театр. Но не на примадонну с чарующим голосом. Они пошли в водевиль-холл «Фолли» на Марион Бент и Пэта Руни. И вальс-чечетка Руни доставила им больше удовольствия, чем лучшая ария для сопрано.
Потом Пэт отвел дочь в сувенирную лавку и предложил выбрать себе подарок. Она хотела набор для выжигания. В набор входила вешалка для галстуков с контурами головы индейского вождя в уборе из перьев, которую и надо было выжечь, и конверт с «драгоценными камнями», чтобы вставить их в обод головного убора. Пэт хотел купить ей брошку со стразами. И то, и другое стоило по одному доллару. Милочка Мэгги не хотела брошку. Она хотела выжигать по дереву. Пэт сказал, что купит ей брошку или ничего. Она сказала, что тогда пусть будет ничего. Он все равно купил