Йипи.
Высясь близко одна возле другой, точно два исполинских зубца, и упорно глядя друг на друга, торчат среди группы бучдешских высот вершины Йипи. Между этими двумя вершинами, шумя и рассыпаясь влажною пылью, водопадом низвергается в долину горный поток Урлатоаре и ревёт и рвётся, пролагая себе дорогу к Прахове. Есть предание, гласящее, будто эти две вершины Йипи были во времена незапамятной старины братьями-близнецами, любившими друг друга так горячо, что жить друг без друга не могли. Всем до последней крошки длились они между собою и во всём друг за друга стояли. Если же которому-либо из них случалось ушибиться, другой принимался плакать, и ничто утешить его не могло. Оба были так же прекрасны, как утро и вечер, оба были стройны как копья, как стрелы быстры, сильны как молодые медведи. С гордостью и любовью взирала на них та, что родила их, и, гладя их по кудрявой головке, часто говорила:
– Хорошие, прекрасные мои сыновья, Андрей и Мирэа, как-бы мне хотелось, чтобы вы прославились так, что о славе вашей говорили бы горы!
Происходя из благородного именитого рода, юноши были владельцами хорошо укреплённого замка на вершине одной высокой горы и здесь на высоте державно распоряжались и властвовали, как будто им принадлежала вся Вселенная. Оба часто говаривали шутя, что им придется взять себе в жены одну и ту же женщину, так как найти двух совершенно одинаковых им вряд ли удастся, и оба были того мнения, что обоим им всего лучше вовсе не жениться. Но мать их об этом и слышать не желала, так как с нетерпением ждала то время, когда будет качать на своих коленях сыновей своих сыновей и петь им колыбельные песни.
По вечерам, сидя за прялкой, она не раз певала своим сыновьям разные старинные народные песни, между тем как оба юноши окружали ее своими ласками. Андрей помещался обыкновенно у её ног, Мирэа же, облокотившись на высокую спинку ее стула, любил вдыхать аромат ее роскошных темно-русых кос, темневших сквозь тонкое белое покрывало.
– Наша мама совсем еще молодая женщина, – замечал Андрей.
– Да, правда твоя! – подтверждал Мирэа; – в роскошной косе ее нет еще ни одного седого волоска.
– И ни одной морщинки на лице, – добавлял Андрей.
– Где же нам найти себе такую жену, которая могла бы равняться с тобою? – спрашивал Мирэа, целуя мать в голову.
– Всех женщин затмишь ты собою, – прибавлял Андрей, прикасаясь губами к мизинцу прилежной ручки, прявшей тончайшую пряжу.
– Счастливый человек был мой отец! – восклицал Мирэа.
– А мы – его счастливые дети! – говорил Андрей.
Счастливо улыбалась мать этим милым ласкам и речам сыновей и занимала их рассказами об их бабушке и о тех грубых нравах, что господствовали в то время, когда жила она на свете; рассказывала и про своего строгого отца, а также и про еще более строгого и сурового мужа.
Их обеды и ужины втроём всегда бывали