– А не пойти ли нам поужинать? Что-то я проголодался.
Он действительно хотел поплотнее заполнить топку, какой часто представлял свой желудок – предчувствовал, что очередной «сон» займет гораздо больше времени, чем два часа.
А чтобы отвлечь немного внимание помощницы, выпалил ей прямо в лицо:
– Орнелла Мути!
– Какая Орнелла? Какая Мути?! – даже отшатнулась в испуге Маша.
– Орнелла, – повторил еще раз Олег, – актриса такая была, итальянская. Видел как-то старый фильм с ней в главной роли. «Укрощение строптивого» называется. Красота женская в ней там была – словами не описать.
– Ну, и что? – с подозрением заявила Маша.
– А то, что ты сейчас похожа на эту актрису, как две капли воды! Точнее – это она на тебя похожа! Вот.
Маша ничего не ответила; повернулась и пошла впереди Громова. Но тому хорошо было видно, как предательски заалели ушки девушки – она явно мечтательно улыбалась…
В кокон, как обозвал шарообразное помещение Олег, он полез, когда на жилом этаже общей секции уже все затихло. Маша, как ушла в свою комнату вместе с юными сполотками (если правильно их было так называть), так и не появилась.
– Даже чтобы пожелать мне спокойной ночи не выглянула, – улыбнулся Олег, глянув на дверь, которая сейчас была затянута какой-то непрозрачной пеленой.
Это сам Громов так постарался, вместо очередной тренировки своих магических возможностей. А точнее, это уже была самая настоящая работа – он создал для каждой двери такие вот амулеты, и привязал их к постояльцам. Пришлось помучиться; даже немного своего привнести в плетения, но все получилось. И еще одно плетение уже было наготове – его Громов набросил на другую дверь – ту, что вела уже в его личные покои; чтобы никто не смог помешать ему в новом исследовании. О том, что может понадобиться помощь – вот как от Маши, недавно – он запретил себе думать. И теперь Громов, зябко передернув плечами, втиснулся в такой тесный центр – именно отсюда, как решил Олег, капитан корабля и должен был управлять ботом. А если таким капитаном Фаркад Албам назначил самого себя, то…
Олег невольно пожалел этого разумного, хотя тому никакой жалости уже не было нужно. Но не отметить, что пространство внутри шара действительно очень мало, Громов не мог. Однако в кресле было вполне удобно. И сфера потолка над головой не давила на сознание. Только другое заботило – ничего не происходило. Все долгие минуты, что медленно текли в этом ограниченном пространстве после того, как он захлопнул броневую дверку. Громов даже старался не думать ни о чем постороннем – ни одним потоком сознания, которых у него теперь было сразу шесть. Другой вопрос, что работать с ними он пока не мог. Точнее, мог, но за результат такой работы не поручился бы.
Он уже готов был вырвать свое тело из тесного кокона, и сжал в раздражении подлокотники кресла. И получил