Мировоззрение впервые может быть стройным, христианским, за исключением довольно значительного пробела, происходящего от непонимания значения разума и ощущений в экономии жизни мира. Во всяком случае становится доступным понимание первопричины бытия в конечной цели творения в связи с ясным пониманием, что Бог-Любовь – альфа и омега[366] мироздания.
Идеал – вечное царство, сила и слава Бога-Любви, преображение всех душ живых в любящих сынов Отца Небесного, организация жизни и отношений на началах любви.
Нравственность вся основана и логично вытекает из любви к Богу и ближним, хотя на этой низшей степени святой гармонии духа, при отрицании прав разума и ощущений, очень односторонняя, часто близорукая, но возвышенная и неподкупная, не подкупить ее ни соблазнами ощущений, ни доводами расчетливого разума.
Гордость невозможна и претворяется любовью в чувство собственного достоинства, неизбежное для человека, уважающего в себе образ и подобие Божье, тесно связанное с добрым христианским смирением.
Гнев, из грубого неприязненного чувства, претворяется любовью в огонь святой ревности по Богу и правде Его, при доброжелательной жалости к тому, кто этот гнев вызывает, и мучительной скорби о том, что мешает любить и уважать в ближнем образ и подобие Божье.
Эгоизм есть противоположность любви, при нем нет места любви к Богу и ближним, так как он в том и состоит, что всю любовь сосредоточили на самих себе, украли у Бога и ближних. Как тает воск от огня, так тает и эгоизм от любви, по мере того как любовь восходит от первых лучей зари на горизонте духа до горячего солнца сознательной любви к Богу и ближним на зените жизни. Единственная форма эгоизма, возможная при господстве любви, – это желание для себя радости и мира святой гармонии духа и вечного блаженства причастия любви Бога-Любви и верных ему любящих духов, а на земле честной жизни по вере в Бога-Любовь в честном братском общении с любящими людьми, вдали от суеты и грызни волков хищных.
Уныние при этом настроении – явление ненормальное, несмотря на то что тоска по Богу и слезы о гибнущих сынах человеческих неизбежны. Когда сильно любишь, нельзя не верить в то, что любишь, а вера неразрывна с надеждой, при которой нет места унынию. Вот почему в период царства любви уныние возможно только как минутная слабость, минутное затмение радости в мире любящего духа. Это страшные минуты, когда любящая и жаждущая любви живая душа перестает чувствовать причастие любви Творца своего, и в то время как Богочеловек