– Разумеется, если вы не пожелаете плыть со мной. Но, кажется, об этом не было речи.
Эльпида покачала головой. Отговаривать меня она не стала – однако взглянула на мужа, ожидая его суда.
Никострат смотрел на меня так, точно впервые видел: с удивлением и ожиданием, и даже одобрением.
– А есть ли у тебя деньги на такое путешествие? – спросил он.
– Да, – заявил я с правомерной гордостью. Деньги я копил все эти семь лет, я был бережлив куда более, чем мои сверстники. А когда мы начали получать доход от урожая, часть его, по настоянию матери, стала отходить мне – как старшему сыну и наследнику, в расчете на будущее.
Матушка встала с места.
– Ну что ж, если ты чувствуешь себя готовым… благословляю тебя, милый.
Она со слезами протянула мне руки. Но я опять посмотрел на отца.
Однако Никострат не ответил мне напрямую: он ответил матери на ее немую мольбу.
– Если он вырос, пусть поступает, как ему заблагорассудится.
И опять в лице отца я прочел больше, чем он хотел бы показать. Но я поклонился им обоим со сдержанным достоинством и, не тратя более слов, повернулся и вышел из комнаты.
Позже мама пришла ко мне, и мы пошептались – обсудили, когда мне лучше отплыть. В любом случае, следовало дождаться тепла. Я решил, что отправлюсь в конце весны.
Я начал мечтать об этом, как все путешественники, – томясь счастливыми предчувствиями, которые далеко не всегда сбываются. Я впервые за долгое время вспомнил своего египетского родича и друга… и с удивлением понял, что совсем не скучаю по нему. Я не скучал по тому мальчишке, которым Исидор был и которого я уже значительно обогнал: я жаждал увидеть юношу, которым сын моей бабки должен был стать!
Вполне возможно, что он уже женился или нашел себе невесту. Я знал, что египтяне ценят семейные узы гораздо более, чем греки. Но, так или иначе, эта новая встреча должна была много принести нам обоим.
И вот, наконец, настал день прощания – с родными… и с детством. Я настоял, чтобы меня не провожали до причала: боялся расчувствоваться в неподходящее время.
Во дворе нашего дома, у фонтана и старой гермы, я обнял и поцеловал мать и сестер, полюбовавшись ими. Гармония уже стала красавицей, а сероглазая тихоня Пандиона обещала ею стать. Корина тоже обняла меня и благословила.
Отцу я только поклонился; и он кивнул мне в ответ. Этого между нами было достаточно.
Я вскинул на плечи тяжелую котомку; поправил пояс, набитый деньгами. Посох у меня был новый, тоже из бука – но гораздо тяжелее прежнего. Внутри резного набалдашника в виде совы был устроен добавочный тайник для денег: так придумала Эльпида.
Отец на прощанье вручил мне трехгранный кинжал – без украшений, в скромных черных кожаных ножнах, зато целиком из железа. Разумеется, меча мне не полагалось; но такому подарку я очень обрадовался. Я сумел бы пустить его в ход – и Никострат тоже это знал.
Наконец я надел болтавшуюся у меня на спине