Интересно, куда подевался второй? Мелькнула мысль что вообще-то и одного Стервятника в Доме вполне достаточно, но тут же, вспомнив вечный траур третьей, я устыдился этой мысли.
Может, Птицы носили траур не по близнецу Стервятника. Может, им просто нравился черный цвет. Если честно, я и не хотел знать, в чем там дело. В любом случае, никакого брата у Стервятника в Доме не имелось, и думать, что это хорошо, мерзкое дело.
Я отложил фотографию и взял первую, с Волком. Порассматривал. Лег и уставился в потолок.
В каждой комнате Дома обитали свои покойники. В каждом шкафу догнивал свой неупоминаемый скелет. Когда привидениям не хватало комнат, они начинали слоняться по коридорам. Против нежеланных гостей на дверях рисовали охранные знаки, а на шеи вешали амулеты. Своих любили и задабривали, с ними советовались, пели им песни и рассказывали сказки. А они отвечали. Надписями на зеркалах мылом и зубной пастой. Рисунками на стенах фиолетовой краской. Шепотом в уши – отдельным избранным, когда те принимают душ или имеют смелость заночевать на Перекресточном диване…
Эта мешанина из Фазаньих баек, суеверий, дурацких пословиц и поговорок крутилась у меня в голове, приобретая все более дикие очертания. А когда я наконец справился с ней, то к своему удивлению понял, что теперь чуть лучше знаю Дом. На крупинку. Во всяком случае, понял многое, чего не понимал раньше. Страсть жителей Дома ко всяким небылицам родилась не на пустом месте. Так они превращали горе в суеверия. Суеверия в свою очередь превращались в традиции, а к традициям быстро привыкаешь. Особенно в детстве. Попади я сюда лет семь назад, может, и для меня общение с призраками было бы в порядке вещей. Я бы сидел на старой фотографии Черного с самодельным луком или рогаткой, торчавшей из кармана, гордился амулетом от полтергейста, выменянным на серию марок, боялся бы каких-нибудь определенных мест в определенное время суток и ходил бы туда на спор. Может, в результате я довел бы себя до заикания, но жизнь моя была бы довольно интересной, чего не скажешь о настоящей, прожитой не здесь. Мне даже стало обидно, что это дикое, не мое детство прошло мимо. В нем не было ни рек, ни лесов, ни заброшенных кладбищ, но ведь и в настоящем моем детстве их не было. Зато я знал бы все законы и правила Дома, умел рассказывать дурацкие сказки, играть на гитаре, расшифровывать настенные надписи, гадать по куриным костям, помнил бы все предыдущие клички старожилов и, может быть, даже любил бы это ветхое здание, как никогда не смогу его полюбить. Чем дольше я обо всем этом думал, тем становилось грустнее. Я достал последнюю неспрятанную сигарету, закурил и стал смотреть, как дым уплывает к плафону, рассеиваясь в его свете.
Дом
Интермедия
Могильник – это Дом в Доме. Место, живущее своей жизнью. Он на много лет моложе – когда его строили, Дом успел обветшать. О нем рассказывают самые страшные истории. Его ненавидят. У Могильника свои правила, и он заставляет им подчиняться.