Дилон подошел ко мне с многообещающей улыбкой. Решив, что поймал выгодную подружку, он старался быть нежным и предусмотрительным.
– Анна, ты очаровательна!
Нет, я похожа на лохматое чучело.
– Анна, ты вообще не двигаешься. Тебе нравится, как я тебя целую? – заискивающе шептал он, водя губами по моей щеке.
Нерон следил за нами, я ощущала его присутствие. Хотелось сделать ему больно за то, что он создал меня такой. Несовершенной, упрямой, бессильной. Неспособной его разлюбить.
Не обращая внимания на Дилона, я закричала:
– Уж поверь, я дойду до конца! Ты слышишь меня? Я дойду до конца!
– С кем… – мой горе-любовник тяжело сглотнул, – с к-к-кем ты разговариваешь?
– Не твое дело!
– Как это, не мое дело?!
Толкнув меня к стене, Дилон потерся о меня всем телом. Его жалкие потуги вызвали у меня омерзение.
– Я мог бы выбрать нормальную бабу, да еще и с Тритари, так нет же… поперся на этот каменный ошметок ради ненормальной девицы, – пробурчал он, но я не слушала.
– Даю тебе последний шанс! Сейчас я ему отдамся!
– Полоумная! – взвыл Дилон. – С кем ты разговариваешь?!
– С опекуном.
– Каким опекуном?! Столетним слугой, который открыл нам дверь? Где он? Под кроватью? Да и зачем тебе опекун в двадцать лет?!
Я не хотела плакать, но у слез были другие планы. Они слепили, щипали кожу. Разум проснулся и принес с собой отрезвление и стыд. СТЫД. Он расползался во мне, как масляная пленка, не позволяя дышать.
Внезапно Дилон вскрикнул и, закатив глаза, осел на пол.
– Нерон, прошу тебя, не надо анабиоза! Мне что-то подсыпали в вино… я ничего не соображала…
Язык отяжелел, затылок налился тупой болью.
Анабиоз.
На следующее утро я не смогла подняться с постели без помощи Терезы. Казалось, я умираю. Воспоминания вчерашней вечеринки вызывали ужас и отчаяние. Почему Клаус мне не помог? Почему охрана не заметила, что я не в себе?
Как я такое допустила?!
За завтраком Нерон вел себя как ни в чем не бывало. Рассказал о новом задании, о военном перевороте в Хоринтии. Я молча смотрела на его руки. Можно ли по рукам определить настроение? Я люблю руки Нерона. Они – единственное, что он позволяет мне видеть. Сильные, длинные пальцы, никогда не совершающие лишних движений.
– Я бы хотела поговорить о том, что случилось вчера вечером!
– Забудь!
– Мне очень стыдно. Я не должна была пускать Дилона в твой дом, не должна была тебя провоцировать. Мне что-то подсыпали в вино…
– Я сказал, забудь!
Над головой зазвенела люстра. Хрустальные капельки беспорядочно бились друг о друга, так и не привыкнув к тембру хозяйского крика.
– Где Дилон?
– Он не станет болтать.
– Он жив?
– Ты хочешь, чтобы он был жив?
– Да.
– Тогда