– За порядком будет наблюдать лично полковник Стромберг. В нем я уверен. Будет дополнительно усилена охрана. Вам нечего будет бояться.
– Ради Бога, господин Ханссон, одну минуту! – вскричал судья, вскочив с места и протянув руки к епископу.
– Ну, что такое? Что вы хотите еще? – епископ настороженно вглядывался в лицо Линдгрема, пытаясь понять, что тому нужно.
– Господин Ханссон, вы порядочный человек и первый христианин в королевстве. Я думаю, что не преувеличиваю и не льщу, поверьте мне! Поэтому я должен вам сказать: во время обыска у этой Валлин чиновники присваивали себе конфискованное имущество. Не ошибусь, это сделано было с ведома вашего представителя…
– Довольно! – епископ поднял руку в предостерегающем жесте. – Михаэль говорил вам тогда, что это есть обычная практика в таких делах? Добродетель должна вознаграждаться. Человек слаб и склонен к греху. Лучше было бы, если б они присваивали добро тайком? Так вот, пусть это происходит с нашего ведома, в рамках закона.
– Но ведь это имущество было внесено в списки, которые я лично подписывал! – вскричал в возмущении судья.
– Не волнуйтесь, списки уже переписали, и на них стоят все подписи, кроме ваших. Вы их подпишете заново.
– Ах, господин епископ! – схватился за голову судья. – Ведь все это так н-н-н, – от возмущения он даже стал заикаться и побагровел. Епископ посмотрел на него потухшим взглядом и открыл дверь. – Кстати, мне говорили, что на войну вы, господин Линдгрем, уезжали нищим, а вернувшись, купили дом и обставили ее добротной немецкой мебелью. Чем же вы тогда лучше прочих?
– Вы не имеете никакого права обвинять меня! – голос судьи задрожал от возмущения. – Это была война, и это были враги веры, наши враги! Моя совесть чиста!
Епископ грустно улыбнулся.
– Вы так уверены в этом? Впрочем, я не буду с вами спорить. Спросите у своего сердца, и оно откроет вам истину. И последнее: здесь мы тоже ведем войну, и войну не менее справедливую, и тяжелую. И эти люди, которых вы с таким жаром осуждаете, делают доброе, угодное Богу и стране дело. Их заслуги должны вознаграждаться.
Ханссон замолк. Глаза его были печальны. Судья почувствовал, что тот, похоже, сам не был слишком уверен в том, что говорил. Епископ вздохнул.
– Я понимаю тебя, Аксель, – сказал он, – но не переживайте так! Я возьму на себя этот грех. И… в конце концов, я ничего не могу сделать. Я лишь слуга королевы.
Он вышел.
Дверь за епископом закрылась. Линдгрем посмотрел в окно. Он увидел заснеженную улицу, по которой катились к рынку груженные товарами сани, толпу мальчишек, двух всадников в тяжелых доспехах – видно, это был кто-либо из охраны королевы. Светило неяркое декабрьское солнце 1644 года месяца декабря. Вдова Валлин Ингрид должна умереть через два дня. Отказ от дела невозможен. Судить будет он – Аксель Линдгрем.
Глава