Энни задумывается на мгновение, затем сглатывает и начинает объяснять:
– В палатке была другая ДНК. Мужская ДНК. Когда Тайсон начал изучать это дело, он покопался и обнаружил, что записи о ДНК имелись в полицейских бланках, но никогда не принимались в качестве доказательства и не передавались адвокату. Он доказал, что они намеренно скрыли эту улику, и теперь подает апелляцию, ссылаясь на так называемое правило Брейди[3]. – Она смотрит на Кенни. – Другими словами, даже без моей поддержки его выпустили бы на свободу.
Кенни испытывает необъяснимую ревность по поводу того, с какой легкостью Энни называет адвоката по имени – словно теперь они лучшие друзья. Его воображение рисует парня, похожего на банкира, в нелепом костюме из индийского льна, который Энни, вероятно, находит очаровательным. Энни сидит вплотную к нему, пока он травит ей байки из своей юридической практики, а потом их руки случайно встречаются и задерживаются на секунду дольше, чем позволяют приличия. Теперь ему кажется, что именно он, этот Тайсон Барнс, оккупировавший газеты с тех пор, как взялся за свой сомнительный крестовый поход, и сорвет свадьбу Энни. Тогда как у него, Кенни, кишка тонка.
– Так. – Он прочищает горло и пытается собраться с мыслями. – Ну ведь это хорошая новость, верно?
– Я просто хочу, чтобы моя совесть была чиста, – отвечает она.
Энни подбирает под себя ноги, и он как прикованный следит за движениями ее икр, но делает над собой усилие и отводит взгляд. Друзья. Просто друзья. Даже лучшие друзья. Тайные лучшие друзья, как любит она повторять. Ему принадлежит целая ее сторона – сторона, которой нет ни у кого, которую она открывает только ему. В каком-то смысле он дает ей больше, чем может дать ее собственный муж. У них есть нечто, что доступно только им двоим, и ему нужно научиться довольствоваться этим. Но чем ближе свадьба, тем больше Энни отдаляется от него, а скоро он потеряет ее навсегда. И Кенни не уверен, что сможет справиться с потерей.
Он поднимает брови. «Ну, если так ты чувствуешь себя лучше…» – говорит он, позволяя своим словам зависнуть в воздухе. Энни страдает от чувства вины столько, сколько он ее знает, и он хочет, чтобы она освободилась от этого. Он хочет, чтобы она освободилась от множества вещей. Например, от Скотта и его кольца.
Она вздыхает и откидывается на диванные подушки, серьезно глядя на него своими до боли знакомыми голубыми глазами.
– Но что, если я ошибаюсь? Что, если время перепутало все карты и я была права, когда мне было три? Что, если я помогаю освободить человека, который убил мою маму?
Он разглядывает свои руки, лежащие на коленях.
– Ты правда так думаешь? – спрашивает он ее.
– Я не знаю, что мне думать! – кричит она и пугает его.
Он поднимает на нее взгляд, и тут она резко прижимается к нему, вдавливая в подлокотник дивана.
– Я все равно уже сделала это, – говорит она, зарывшись лицом ему в грудь. – Письмо уже у них.
Он ощущает ее близость, чувствует,