Астралиск. Роберто Пьюмини

друг мой?

      – Я подумал… Ты говорил, что в живописи, как и в мире, всё должно происходить постепенно.

      – Да, если только мы не хотим писать образы снов…

      – Нет, давай писать мир. Но тогда… смотри, Сакумат, здесь стена заканчивается и после выступа резко поворачивает в другую сторону!

      – Вижу, Мадурер, – улыбнулся художник.

      – Значит, здесь будет резкий обрыв! Как если бы луг и горы неожиданно поменяли направление… или как если бы море вдруг куда-то провалилось, понимаешь?

      – Понимаю, Мадурер. Но думаю, тут уж мы ничего не можем поделать.

      – Почему? Эти выступы будут нам сильно мешать! Я попрошу отца, чтобы их убрали. Тогда стены станут плавными, и горы медленно развернутся, как разворачиваются перед путешественником, и взгляд не упадёт внезапно в пустоту. И море не провалится. Так ведь лучше будет, Сакумат?

      – Да, так было бы лучше. Но неужели ты думаешь, что он согласится убрать все выступы?

      – Конечно, согласится. У нас важная причина.

      Глава пятая

      Все выступы были убраны – теперь пространство стен вокруг Мадурера и Сакумата стало плавным и непрерывным.

      Пока слуги исполняли это указание, бурбан велел позвать к себе художника и обратился к нему с такими словами:

      – Я позвал тебя в мой дом, чтобы ты сделал моему сыну необычный подарок… Теперь я начинаю понимать, что подарок этот обещает быть чудесным. Признаюсь, что когда по прошествии нескольких дней я увидел эти стены по-прежнему нетронутыми, то в отцовском своём нетерпении подумал: «Что бы ни говорили о его славе, этот чужеземец просто бездельник, пользующийся моим гостеприимством и испытывающий терпение моего мальчика». Прошу у тебя прощения за эти мысли. Всё дело в том, что я слишком тревожусь за Мадурера – так гной и кровь сочатся из незаживающей раны.

      – Почему же сейчас ты говоришь, что подарок твоему сыну будет чудесным? – спокойно спросил Сакумат. – Ведь и сегодня ты не нашёл бы ни следа кисти на стенах его комнат? И раз уж ты был со мной откровенен, то и я открою тебе, что моё воображение в течение многих дней оставалось пустым и беспомощным, как будто я никогда не держал в руках кисти и не стремился повторить в безмолвном восхищении форму цветка. И вот однажды ночью, вконец измученный этой пустотой, я решил отказаться и покинуть твой дом на рассвете следующего дня. Это было ещё до начала нынешней луны.