Ему показалось, будто нечто истекает из кончиков её пальцев, растекается по коже колкими мурашками, и пронизывает её, рождая внутри тревожное волнение.
Он резко обернулся, и она отпрянула, будто откинутая его взглядом.
– Не сердись! Я забылась… я не сделаю так больше!
– Чего не сделаешь?
– Я… не прикоснусь. Не смотри так… мне больно… – лицо её бледнело.
Рао-тэй осторожно сжал невозможно тонкое запястье и приложил её руку к своему лицу. Закрыв глаза, он чувствовал, как лёгкие солнечные лучи ласковым теплом касаются его щёк, век, губ. Он глянул вверх и увидел над собой плотный, непроницаемый полог кроны.
– Как ты это делаешь?
Она растерянно пожала плечами:
– Что?
Она не понимает?
– Ты просишь прощения и обещаешь, что больше не дотронешься до меня. Почему?
– Но… тебе неприятно. Ты сердит.
Неприятно? Называлось ли то, что исходило из её ладоней негой, ласковой истомой? Он не знал. Рао-тэй никогда не испытывал ничего подобного, но тело его откликалось на тихую ласку разгорающимся пламенем в крови.
– Иттиль… что ты со мной делаешь?
Она подалась назад, но он не выпустил её.
Он увидел ещё выражение недоверия в её глазах до того, как прижался к ней лицом. Она обхватила его голову, и Рао-тэй губами почувствовал трепет жилки на её шее и приник к ней губами. Охваченная дрожью, Иттиль заставила его поднять лицо, и он изумился выражению боли и горечи на её лице. Но она уже трогала лёгкими, быстрыми поцелуями его глаза, лоб, щёки, и ему казалось, что с каждым прикосновением горячих губ его пронзают горячие стрелы, причиняя и боль, и невыразимую сладость. Вот губы её скользнули по его губам, и Рао-тэй сжал её в объятии так, что она застонала, но он прервал этот стон нетерпеливым долгим поцелуем. Любовное томление стремительно нарастало, грозя взорваться, сжигая всякую рассудочность в огненной топке страсти.
И вдруг в глазах его сделалось темно, ему показалось, что в трепете серебристых крыльев на него падают десятки, сотни Иттилей, а ещё через миг он понял, что так оно и есть. Множество губ приникло к нему, покрывая всё тело Рао-тэя короткими и жадными, как укусы, поцелуями. И отдалялась, отступала от него та, единственная Иттиль, которую он желал так, как никого и никогда раньше. Он ещё попытался вскочить и стряхнуть с себя клубок из тел, но ноги его подломились – силы стремительно оставляли его. Лёгкие девичьи тела казались каменной глыбой, и он рухнул на колени, уже плохо понимая, что с ним делают.
Они выпили его всего и поднялись лёгким облачком, переливающимся всеми цветами радуги, и так же точно переливался многоголосый серебристый смех, отдаляясь и затихая.
Раскинув руки, Рао-тэй лежал и смотрел вверх, в синее безоблачное небо. Оно странно темнело в его глазах, и одновременно там, в высокой глубине разгорались звёзды, и длинные лучи тянулись к нему, как мать протягивает