– Так вот. Шестая рота крутила рулетку. И ей повезло, выпало красное. Придет время крутить и нам.
– Четверо раненых – это повезло?
– Да, господин Марков. Выпало бы черное, лежали бы Фома и Татарин и их бойцы не на плащ-палатках, а под ними.
– И что, никаких шансов? – Ремизов заинтересовался этим воинствующим пессимизмом и приготовился спорить.
– Есть. Но только один. Монета станет на ребро, а следом шарик – на zero.
– Не знаю, как в Киеве, нас в Омске не так учили. Белые начинают и выигрывают.
– Господин Ремизов, белые, как вы изволили выразиться, еще не начинали. Ни в одной газете нет слова война, зато есть другие. Например, конфликт, учения в обстановке, приближенной к боевой. И «духам» не нужен еще один восемьдесят второй год. Десантура уже устраивала им здесь кровавую баню, вон сколько зарубок на память на дувалах.
– Известное дело. Если Командующий за операцию звезду Героя получил, значит, стоило того.
– Так что моджахеды, так называемые «духи», все забыли? Все нам простили?
– Костя, ты что завелся-то? Что вздрагивать раньше времени? Жить надо.
– Вы что, до сих пор не поняли, где мы оказались? В мясорубке. А он говорит: жить надо. Жить надо, – Хоффман по слогам повторил эти простые слова и вдруг утих. – Конечно, надо, только мы идем по второму кругу, и наша задача – разгребать дерьмо.
– Пришла и наша очередь.
– Да, очередь кровь проливать. Делать что будем? Это только начало.
– Что-что, ноги беречь, пригодятся еще, – устало пробурчал Марков, не видя конца нервному разговору.
– Это все так, но надо бы с людьми поговорить, чтоб дурака не валяли. Саперы же все своими ногами прошли, протоптали. А этот долбаный курсант поперся, куда не просили, и вот итог. – Ремизов оглянулся на своих бойцов. – Костя, а ведь до них до сих пор не дошло, что на самом деле случилось.
Кныш, сидевший на тропе недалеко от офицеров, прислушивался к разговору. Легенда про десантуру ему понравилась, будет, что дома рассказать, кто там знает, что и в каком году было. Когда командир второго взвода неосторожно занервничал, по его губам проскользнула презрительная усмешка. Слабаки, менжуют… Не повезло с командирами. Мамонт еще ничего, хоть жить не мешает, но толстый, как свин, а этот молодняк за каждым шагом следит. Чуть что, сдадут с потрохами, особенно свой, патриота из себя корежит. Надо бы в шестую роту перевестись, договориться с начальником штаба, там нормальные пацаны, с Хамидом дела можно делать. Он узбек, здесь как свой, язык этот чуркестанский понимает. На последних словах Ремизова он покосился на взводного, его покоробило, как тот легко и картинно обрисовал его ташкентского приятеля.
– Слышал, что говорят? – толкнул он в бок Алексеева, с которым они были одного призыва.
– Слышал.