Неизвестный человек нехотя достал из кармана побрякивающий медным звоном мешок и вынул из него несколько монет. Он швырнул их под ноги старому пастуху, в самую грязь, в довесок что-то рявкнул вслед и демонстративно плюнул на землю. Старый пастух остался безмолвным. Он тихо, по-старчески размеренно, развернулся и отошёл в сторону юрты. Братья смотрели на него с изумлением и непониманием. Посасывая во рту трубку, старый пастух раскручивал закреплённый серебряный набалдашник на плетке. Обойдя юрту, он скрылся за ней на несколько секунд, но тут же появился, выехав на незапряженной хромой кобыле, что паслась, неспешно пережевывая траву, за юртой. Крепко сжимая одной рукой гриву лошади, а другой плетку, лишенную набалдашника, он подался стремительным галопом к неизвестному человеку. Разлетавшаяся от лошадиных копыт глина и ржание чубарой кобылы остались без внимания неизвестного человека, увлечённого осмотром своего раненого алабая. И его неосмотрительность стала для него уроком.
Ощутив жгучую боль на своём лице, неизвестный человек закричал от неожиданного удара, отпрянув в сторону. Старый пастух, подъехавший к нему вплотную, взглянув неизвестному человеку в глаза своим безучастным взглядом, вновь одарил его удивленное лицо плетью. Неизвестный человек тут же сходу запрыгнул в седло своего коня и подался к кружившему вокруг него старому пастуху. Всадники сблизились и начали хлестать друг друга плетками по лицу что есть мочи. Их лошади вставали на дыбы, бодая и кусая друг друга. Банхар с алабаем, сцепившись вновь, продолжили рвать друг друга в клочья. Это была схватка людей, лошадей и собак. Это была битва крепости их духа. Тот, кто отступится первым, кто признает страх перед болью – проиграл, а равно – обязан уступить и отказаться от всякого своего притязания.
С каждым ударом плети старый пастух замахивался всё быстрее и бил всё хлеще, а неизвестный человек решался на удар реже и зажмуривался чаще. Рука старого пастуха, словно благословлённая в своей скорости самим степным ветром, била с такой резкостью, что Бурул, Харал, Санан и Тайшар, наблюдавшие за всем этим со стороны, уже не могли четко рассмотреть человеческую конечность. Вместо этого они видели только размывающееся очертание руки. В какой-то момент кнутовище плети старого пастуха