– Как Зайцев! – ахали все, понимая ее трудную судьбу. Никто не одевался у Зайцева или Андреевой, но про Дом моды на Кузнецком слышали, особенно когда удавалось рвануть их выкройки, что выходили четыре раза в год. А еще лучше если «Бурда» обломится, тогда все сразу становилось заграничным, хотя и без лейбла, но можно со старой кофточки спороть и по-новой пришпандорить. Она строчила, как у Славы, а они выходили замуж, ее звали на свадьбу подружкой, есть же примета, что подружка должна быть незамужней.
За стуком швейной машинки она придумывала новые истории про себя. Как-то в детстве ее возили в Москву, там повели на елку в театр, который был прямо в доме. Огромный необыкновенно красивый, как замок, дом, с видом на Кремль, в цокольном этаже был магазин, где ей купили кулек конфет, необыкновенно вкусных. Она увидела, как красиво в подъезде, куда заходили люди, как к себе домой, – мрамор, зеркала, цветы в горшках. В подъезд они не пошли, но она поняла, что это то, чего ей хочется в жизни больше всего. Жить там, где живут эти люди, даже не люди, а небожители. И по вечерам за учебником сопромата ей мечталось об этом доме, подиуме, где первые красавицы выйдут в ее юбках. А потом будет тур в Париж, где ее примут в любом дворце, а галерею «Лафайет» украсят ее модели тех самых чудесных юбок годе.
К ней давно перестали подкатывать однокурсники и ребята ее двора, а годы шли. И хотя я не вышел ростом и лицом, к тому же еще в страшных очках в роговой оправе из пластмассы, она вышла замуж за меня. Все же после института я распределился на кафедру с перспективой защиты диссертации, что само по себе и немало, а к тому же я носил редкую фамилию Гроше и еще более дикое имя, что сразу говорило о моей необыкновенности и сказочных перспективах.
Я старался осуществить ее мечты. И в путешествие в Париж ее повез через пять лет после свадьбы, поздно, когда уже все про нас понимал. Но я привык держать слово. Ей понравилось все, кроме самого Парижа, где бродили обдолбанные негры и бомжи. Это не вписывалось в картину Парижского путешествия, да и позволить мы себе могли немного: витрины с бриллиантами оставались просто витринами, как картины в Лувре. Москву обещанную я тоже достиг, не Дом на набережной, конечно, а где-то в Черемушках, но тоже вполне неплохо.
Однако реальная действительность ее злила и раздражала, все как-то не так изящно складывалось, как ей мечталось. А как в двушке развернуться? Где фарфор, вчера купленный, выставить? Старые сервизы мы раздавали родне, с ростом благосостояния у нас вещи появлялись на класс лучше, элитнее.