На палубу выскочили девчонки с беспроводными гитарами и микрофонами у подбородков, заверещали «На север, в Аляску» разрывающим горло фальцетом, невероятно пронзительным. Гости, обступившие группу, едва устояли на ногах под натиском усиленного звука. Прочие шумы исчезли. Люди на парковке сложили переносные динамики и унесли их прочь.
Час спустя, когда приехали Айк с Гриром, главная палуба большого судна была забита до самых поручней, а пролитое шампанское плескалось через фальшборты. «Вишенки» вскарабкались на мостик и орали оттуда свой хит «Петрушка, шалфей, розмарин и „Ньюсуик“»[35] под грязный фоновый ритм и слишком тяжелую перкуссию. Несмотря на ясный день, судовые прожектора уже включили и направили на магниевый парус. Он еще сильнее стал похож на лезвие ножа, а его длинная черная тень простиралась теперь через всю заставленную машинами парковку, доставая до «геркулеса».
– Не становись в этот бардак, мон, – сказал Грир Айку. – Если вдруг какое дерьмо, мы в жизни не выберемся. Паркуйся здесь, гулять полезно.
Две последние ночи выдули много ветра из Грировых парусов. Лицо его распухло, а глаза казались стеклянными даже после восемнадцати часов отключки. Пока они ехали, он, выпросив у Айка бинокль, все время нервно прилаживал и переприлаживал окуляры к глазам, словно высматривая, нет ли засады.
Айк остановил фургон на Приморской у выезда на Кук и вышел. Грир замешкался, хмуро высматривая что-то через бинокль и ветровое стекло. Он искал на парковке «мустанг» с огненными полосами – машину Беллизариуса, – все еще надеясь, что явится спаситель, снимет с его узких плеч тяжелую мантию ответственности и можно