Эльф до сих пор с содроганием вспоминал ту ночь. Обнажившись, юда оказалась еще омерзительнее, чем в одежде. И, кроме того, она была отвратительной любовницей, привыкнув к тому, что жертвы, спасая свою жизнь, пытались ублажить ее, не требуя ничего взамен.
А Бильяна также не могла забыть давнего свидания, но совсем по другой причине, и часто намекала Лахлану, что была бы не прочь встретиться с ним вновь. Но он всегда отговаривался какими-то важными делами. А когда сам вошел в Совет ХIII, то стал просто игнорировать намеки юды и даже смотреть поверх ее головы, когда им случалось столкнуться в зале заседаний.
И сейчас взгляд Лахлана ожег юду, словно удар хлыстом. Она побледнела, но попыталась улыбнуться. Улыбка вышла жалкой. Эльф, ничего не сказав, равнодушно отвернулся от нее.
– Лахлан…, – пролепетала юда, но не сумела договорить от обиды.
Бильяна отошла с видом побитой собаки. Услышала чей-то смешок за спиной. Ей показалось, что смеются над ней. Она обернулась и увидела, как Лахлан что-то говорит ундине Адалинде, а та весело улыбается. Адалинда была глупа, но молода и красива. Эта капля переполнила чашу унижений, из которой Бильяна пила уже несколько лет по воле эльфа. В одно мгновение она стала его злейшим врагом.
– Берегись, Лахлан, – процедила юда сквозь крепко сжатые зубы. Ее поджидали рарог и очокочи. На их немой вопрос Бильяна отрицательно покачала головой и мстительно сказала: – Он предал нас. Назвал Джеррика пустобрехом и жалким пигмеем.
По шерсти рарога пробежали искры, но он сдержался, бросив угрожающий взгляд на эльфа, который ничего не замечал, продолжая весело болтать с ундиной.
Больше никто из них не делал попыток переманить в свою группу, чтобы усилить ее влияние, сторонников другой партии. Только еще теснее сблизили головы и почти неслышно продолжали обсуждать ситуацию.
Комната, в которую кобольд вошел следом за эльбстом, разительно отличалась от конференц-зала с его подчеркнуто строгим деловым стилем. Здесь эльбст отдыхал, и помещение полностью соответствовало его вкусам. Панели, украшения и панно из янтаря дополняли золочёная деревянная резьба, зеркала и мозаичные картины из агата и яшмы. На всем лежал отпечаток ХVIII века, эпохи, когда роскошь была возведена в ранг искусства. Было время, когда этой янтарной комнатой владели прусские и российские императоры, но затем она стала собственностью эльбста, причем ему это не стоило ни гроша. Как он приобрел ее, глава Совета ХIII благоразумно молчал, и никто не осмеливался его расспрашивать.
Сейчас янтарной комнате угрожала реальная опасность. Из ноздрей эльбста полыхало пламя, которое могло превратить ее в пепелище. Он яростно воззрился на карлика.
– Тварь! Змея, которую я пригрел на своей груди! – злобно рычал эльбст. Ему уже не надо было сдерживаться, как перед членами Совета ХIII,