– Вы, главное, не волнуйтесь, – утешил его перед съемкой редактор программы – крупный услужливый парень лет тридцати. – Выступление пойдет в записи, так что если вдруг что-то не заладится, можно будет повторить.
Романов молча вслед за Малявиным сел за большой казенный стол, освещенный тяжелой настольной лампой, похожей, по мнению режиссера, на те, что стояли на столах следователей ВЧК. Застегнул пиджак и, пока ассистентка прикрепляла микрофон к лацкану пиджака, выпил из стоящего рядом толстостенного графина полный стакан воды.
Прошло три минуты.
Монитор, стоящий перед Романовым, включился – запись началась.
Выпрямив спину, Малявин мрачным голосом поздоровался с телезрителями. Рассказал последние новости с фронта, во что, по его словам, превратились улицы города, на которых день и ночь идут непрерывные бои с врагом, имя которому – террор, и после сообщения об убийстве Демиургом бригадира комплексной бригады монтажников заслуженного строителя России Рената Хусаинова, представил гостя передачи. В следующую секунду стоящие на полу камеры развернули жерла объективов и нацелились на Романова.
Стараясь не обращать внимания на струйку холодного пота, прокатившуюся по спине от лопаток до копчика, Романов тяжело выдохнул:
– Здравствуйте, товарищи.
И тут же вжался в стул, на котором сидел.
«Что я такое несу? Какие могут быть товарищи в наше время?»
– Господа!
«Еще, блин, лучше! Да что ж это со мной сегодня творится?»
Стараясь успокоиться, Романов ослабил узел галстука. Не зная, куда деть руки, прокашлялся в кулак и тихо произнес:
– Извините, я очень волнуюсь… Мне выпала тяжелая и неблагодарная доля сказать то, о чем не хочется говорить.
Романов схватил недопитый Малявиным стакан воды и сделал три небольших глотка. Поставил стакан на стол и, окончательно приведя мысли в порядок, продолжил выступление.
– Узнав об убийстве Якова Иосифовича Слуцкого, я задумался вот над чем… Я спросил себя: почему наказание в виде появления двух кровожадных маньяков постигло именно наш город. За что? В чем мы провинились перед Всевышним? Ведь нельзя сказать, что мы хуже наших соседей, правда? И грешим мы не больше их. И каемся не меньше. А как недавно написали в одной газете, мы даже воровать по статистике стали реже. Правда, реже не значит мельче, но уж тут, как говорится, выбирать не приходится – что государство дозволяет воровать, то мы и воруем: цветной металл – так цветной металл, металлургический комбинат – так металлургический комбинат…