– Потому что хотел сберечь твое сердце, а остальные я только х*ярю.
– Ты и мое расх*ярил, Саш, – и улыбнулась.
Если же выйти за рамки этого диалога, то признаюсь, Ализ единственная из всех, к кому у меня всегда что-то оставалось внутри, я бы не смог ее полюбить по известным причинам, я просто всегда был бы на шаг позади этого, что-то было бы близко. Но на все свое я отдаться бы не смог. Но мне очень хотелось с ней говорить, держать ее руки, просто смотреть. Я не ревновал ее к другим, спокойно воспринимал тот факт, что она даже сегодня уснет с другим. Наверно, рассказать ей всю правду было данью уважения. Если я не могу дать тебе любовь, Ализ, то забери все остальное. Но я думаю, это был тот самый случай, когда единственное, что ей нужно было – так это любовь. И этот бартер похож на то, когда ты просишь воды со срочным желанием испить, иначе наступит обезвоживание, а тебе дают котлету. И ты вроде бы и голодный тоже, но все равно умрешь.
Этот вечер закончился страшно, Ализ не смогла удержать своих слез, они рванули, как по вдоль разрезанным венам кровь, и с каждой такой слезой выходила часть злости, освобождая место для прощения. Эта минута слабости парадоксально была сильной, именно так она мне открыла свою мощь, ведь раньше она лучше бы пустила себе пулю в лоб, чем открыла бы мне свои слезы. Я ее обнял, она вцепилась в мою шею лицом, а руками в плечи, и начала потихоньку успокаиваться, а я поцеловал ее в лоб. Ализ улыбнулась и отшутилась со смехом: «Ну ты еще покрести меня». Мы засияли, признаваясь в том, что придурки, и что-то нас забрало, и почему-то я решил ее поцеловать, ведь не было лучшего варианта для соленого поцелуя. Но мы оба этого хотели, потому что, как и говорил, наша история не была закончена, а вот закончена ли она теперь, мы еще не знали в тот момент, но точно чувствовали свободный фундамент, на котором можно выложить то, что мы уже сможем, имея за спиной опыт.
Так