Войдя внутрь, я оказываюсь между входной дверью позади меня и толстыми металлическими воротами от пола до потолка впереди. Я ввожу уже другой код, первая дверь закрывается, и открываются ворота. Эти двери, которые никогда не открываются одновременно, являются дополнительной защитой от тех, кто хотел бы сбежать. Уже не в первый раз я удивляюсь, кому пришло в голову покрасить решетки в кремовый цвет. Слишком блеклый оттенок для ворот, напоминающих о Средневековье. Приходите провести время в нашем изоляторе, где койки пахнут мочой, а официанты будут приносить вам неограниченное количество чашек чая с семью ложками сахара! Приподняв бровь, я прохожу по короткому коридору мимо двух пустых комнат для допросов слева от меня. Толкаю плечом еще одну дверь, поворачиваю холодную металлическую ручку и ощущаю, как зловонный воздух ударяет мне в лицо. Приглушенные звуки превращаются в стук, смех и крики.
Стук исходит из камер. Это монотонный звук. Я представляю, как заключенный, лежа на полу, снова и снова бьет ногами в носках по металлической двери камеры. Крики издает возбужденный заключенный, который, похоже, пытается пробить головой стол сержантов. Его «поработители» в униформе стоят по обеим сторонам от него и держат за предплечья, закатывая глаза. Смеется Тони, частично скрытый из виду на маленькой кухне. Он уставился в свой телефон. Я пробираюсь на крошечную кухню, забитую упаковками пакетированного чая и кофейными чашками, и разогреваю еду для заключенных.
В изоляторе смешиваются вонь алкоголя, пота и грязи. Этот запах будет со мной до конца дня.
– Большой Эл! – хохочет Тони. – Ты должна это увидеть.
Он дает мне телефон, и я смущенно улыбаюсь при виде мужчины в очень узких плавках, прыгающего в замерзшую воду. Вместо того чтобы проломить лед, он приземляется на копчик и корчится от боли, чем очень веселит своих друзей. Это забавное видео, и оно гораздо приятнее многих других видеозаписей, которые мне совали в лицо после того, как я стала работать в Службе столичной полиции. Возможно, я бы смеялась громче, если бы впереди меня не ждали восемь часов в изоляторе. После того как я прошла обучение уличному патрулированию, меня направили в группу быстрого реагирования. Я провела там два месяца, а потом мне сказали, что пришла моя очередь четыре недели исполнять обязанности тюремного надзирателя. Это означало, что мне каждый день придется проводить восемь часов в изоляторе временного содержания, но я вовсе не хотела показывать, как расстроена. Всегда будь любознательной. Это делали все стажеры по очереди, и я с интересом познавала, как обстоят дела в заключении, хотя и подавляла завистливые вздохи, слушая по рации обо всех интересных событиях, происходящих на воле, пока я сидела в сыром помещении без окон, провонявшем грязными носками.
– Сегодня ты надзиратель? – спрашиваю я Тони, возвращая ему телефон.
– Это расплата за мои грехи, – отвечает он, кивая в сторону «аквариума», где сидят сержанты.
Мое настроение слегка