Мало что могло на улицах Саратова могло генерировать восхищения или радость. Этот город вообще не был из числа тех городов, в которые люди переезжали в поисках лучшей жизни. Оттого и все в этом городе наводило уныние. Фонари, светящие ночью в студеную зиму, создавали ощущение отчужденности и одиночества, своего рода красота, которую мог оценить тонкий носитель депрессии и невротизма. И так, проходя суровые разбитые дороги вместе с таксистом, то и дело, подскакивая на каждой яме, Адам смотрел в окно, пытаясь ободрить себя.
Суровая январская метель вдоль берега Волги добиралась и до близлежащего общежития, в котором жил Адам. Находясь внутри, иногда казалось, что здание шатается от сильного ветра. И ничего с этим не поделаешь. А треснет здание пополам – никто не предупредит, и не найдется на эту беду дурака-сантехника Никитина.
Адам всунул маленький ключ в замочную скважину тонкой двери. Перед ним расстелилась пустая комната, служившая ему и его соседям коридором. Внутри он ощутил запах стертого застоявшегося воздуха, который пробрался в каждую щель. Свет, падающий с коридора, освещал пыль на полу, которая взялась неясно откуда. Тоска и уныние набрели на Адама, как только он отворил дверь комнаты.
– Снова. – Подумал он.
Блок, в котором проживал Адам, состояла из четырех помещений. В распоряжении каждого блока были отдельные туалет с ванной и кухня. Таким образом, блок включал в себя: кухню, туалет с ванной, коридор и спальню, в которой спали студенты. Кухонная мебель состояла из гнилых фанерных шкафов, алюминиевой раковины с ели живым краном, столом, таким же прогнившим, как и шкафы. На стенах были наклеены голубые обои, местами отклеившиеся или оторванные. В месте, где стояла плита, стена была покрыта жиром от готовки.
Уборная комната была пропитана сыростью из-за перекрытой вентиляции – в ней находились мертвые голуби, истлевавшие зловонным запахом, поэтому её приходилось перекрывать. Потолок осыпался кусками побелки, дверь в туалет была наполовину из картона, наполовину из дерева. Оттого и все запахи из кухни доносились в уборную и равным счетом наоборот. Кроме раковины, ванны и унитаза, общежитие ничем не спонсировало. Внутренний коридор комнаты состоял из маленького шкафа для обуви и испорченного зеркала, на котором сложно было разглядеть самого себя. Перед ним было легче попасть в экзистенциальное странствование, чем оценить свой внешний вид. Дверь в общий коридор была такая же хрупкая, как и дверь в уборную. Спальня состояла из трех личных кроватей с матрасами, двух шкафов, личных маленьких тумбочек и столика. Окна выходили на Волгу, по утрам можно было наблюдать