Чтоб гореть, две свечи,
На Тверской скамейке.
***
Седовласый старичок
И седая дама,
Богов сдвоенный снежок,
Пущенный упрямо.
Вы летите в ночь одни
Посреди народа.
Шарф Ее фате сродни
И веленью моды.
Шарф Его, как два крыла,
Бьется за плечами.
Лед рекламного стекла
Праздник излучает.
Так идут они Москвой,
Воедино слиты.
Мастер Генрих звать его,
Фею – Маргарита.
И неважно, кто они:
То ли музыканты,
То ль художникам сродни,
То ли просто франты.
Так идут они, собой
Время прорезая —
Двое, ставшие судьбой,
С ясными глазами.
В теплый дом они зайдут,
Где века их ждали.
Пальцы ощупью найдут
Клавиши рояля.
И сыграют жизнь и смерть,
Встречи и разлуки —
Только б вместе им успеть
Снять с рояля руки!
Пусть на кухне загудит,
Словно поезд, чайник,
Из-за штор окно глядит
Снежною печалью.
Пусть огромный апельсин
Смотрит семафором,
Голоса немых картин
Что-то шепчут хором.
Все равно они уйдут
На войну искусства —
Грудью защищать редут
Молодого чувства.
И со сцен в полупустой
И битком набитый
Зал – кричать: глухие, стой!
Мы же не убиты!
Мы – артисты, мы – венец
На челе трагедий.
Нашей радости конец
В синеве столетий.
А любовь – ее не тронь.
На скамье вокзальной
Крепко спит. Ее ладонь
Мерзнет так хрустально.
Рукавицу подниму,
Пальчики согрею,
До конца ее пойму,
Хоть и постарею…
Ночь в гостинице
…А за окном щека Луны
Бледна, как пламя, и слышны
За стенкой ноты коридора.
Я здесь остановлюсь на час.
Похожа комната на класс,
А я – на молодого вора.
Я уворую час ночной,
Щеку прослушаю стеной
И просвечу окна рентгеном.
А завтра – сцены холодок,
Педали золотой порог —
Безвыходно и неизменно.
На стуле – платье, что ковер.
Звенит угрюмый коридор
Ведром морщинистой технички.
Сейчас я думаю о тех,
Кто спит за стенкой без помех
Или чадит зажженной спичкой.
Да, мы кочуем по стране!
На утлом чемоданном дне —
Две книжки, мамино печенье,
Один надорванный билет
Туда, назад на много лет,
Где дома нежное свеченье…
Я платье вышила сама.
Но вся узоров кутерьма
Слагает материнский профиль.
Алмазом режущий софит
Лишь