Стирали клавиши до дыр
И ей молились бесконечно.
Она давала нам урок —
Своей волной встающей смене —
Как жить, переступив порог,
И жить и умирать на сцене.
Песнь о Генрихе и Маргарите
Прелюдия
Котел ночной Москвы кипит
Тревожно, ветрено и сладко.
Ладонью розовой горит
Окно над детскою кроваткой.
Свернулась Музыка в комок
И спит в душе сонатой венской.
И ночь играет свой урок
Рукой расслабленной и женской.
Я тоже девочкой была
В смешной подвернутой шубейке.
Дрожа, рояльная смола
Мою ладонь лепила клейко.
Любовь разыгрывала я,
Еще в лицо ее не зная,
И от бесстыжего вранья
Скрипела музыка дверная.
Я улыбалась ртом чужим
И чьим-то чувствовала сердцем.
Казалось: легонький нажим —
И в правду распахнется дверца.
Но долго пела я еще
И вышивала жизнь на пяльцах,
Пока не стало горячо
От клавиш – и душе, и пальцам.
И тут, раскидывая прочь
Черновики, клубки и нитки, —
Любовь!
Я с нею – прямо в ночь,
Собрав надежды и пожитки.
Еще одна прелюдия
Что сцена? Досок череда.
Как на войне, светло и люто.
Поешь. Оконная слюда
Темнеет с каждою минутой.
Звонок. Окончены бои.
Но кто мне перевяжет раны?
Минутные друзья мои
Уйдут в домашние туманы.
А я, мечтавшая всегда
О золотоволосой дочке,
Опять сочту свои года
По новым линиям и точкам.
Фуга. Тверской бульвар
Снег свистел и шел стеной,
Белой Ниагарой.
Памятник во тьме ночной
Плыл седой и старый.
Вечный памятник Москвы
Посреди бульвара:
С непокрытой головы
Вьются кудри пара.
А под памятником – рой
Молодых свиданий.
Сыплет белой мошкарой
Летопись рыданий.
Сыплет колким конфетти
Счастье на просторе,
Чтоб отсюда не уйти
В черной маске горя.
В это море ярких глаз,
В карнавал машинный
Вдруг врывается на час
Женщина в морщинах.
Вот троллейбус перед ней
Зажужжал пчелою
И пошел столбы огней
Рассыпать золою.
Расступилась перед ней
Нежных жизней стайка,
И прилип к груди, как клей,
Снег алмазной майкой.
Вот она сюда идет,
Это Маргарита.
Под ногой играет лед,
Дверь метро открыта.
Может, эта дверь метро —
Черная шкатулка,
Что хранит в себе