Вот и горный хребет с лесистыми холмами остался позади, и в голове у Веры всё перепуталась: она сбилась со счёту, сколько часов они едут в машине, какой сегодня день недели, какая широта и долгота, и какая сторона света за окном. Всё это, включая неясное чувство времени, оказалось неважным. Важно было то, что она сидела в новеньком кроссовере рядом с Киану, что он выполнил своё обещание и что они вместе едут к его брату. Важно, что вдоль дороги тянется река, озарённая лимонно-малиновым светом, что в коричневых камышах у берега покачиваются небольшие привязанные лодки, похожие на громадные зелёные лилии, и что вода мерным плеском омывает их узкие бока. От этих беззаботных странствий, доставлявших много радости, от предвкушения предстоящего отдыха у Веры Ким даже закружилась голова, и она прикрыла глаза рукой.
По другую сторону дороги, точно смазанные картины импрессионистов, проносились прокалённые солнцем маленькие селения с цветущими садами, каштановые рощи, милые деревянные дома, благожелательные старинные особнячки и церкви, волнистые травы с пасущимися на них овцами, ухоженные фермы и маленькие лесопилки. Разноцветные невысокие домики, близость моря и порта придавали местности особый, почти тропический колорит. Далее, как ярко-белая скатерть, расстелилось настоящее клеверное поле. Вера никогда не видела столько клевера: целые волны трепещущих цветков, мерно раскачивающихся на глазах в своём неповторимом ритме. Пейзаж был так сказочно красив, что походил на ожившую фантасмагорию, в которой таится зерно счастья. Вера Ким ощутила, как внутри что-то сладостно задрожало забилось, заклокотало.
Клеверное поле сменили зелёные аккуратные ряды виноградника, отделённые небольшим леском, правда, виноград там не свешивался с веток деревьев так поэтично, как на картине «Итальянский полдень», а буднично рос на жирной и сочной земле. Параллельные прямые ряды молодых виноградных кустиков, без единого лишнего сорняка или непослушной ветки, грелись на летнем солнце.
Вера повернулась и посмотрела на профиль Киану. Покрытый лёгкой испариной, он сидел за рулём с плотно сжатым ртом, безупречно одетый: с заколкой в галстуке, запонками на манжетах и отутюженным платком в нагрудном кармане. Он не оборачивался по сторонам, а напряжённо глядел только на дорогу, глядел холодными, не ведающими сомнений глазами. Красота лета бросала ему в лицо своё красочное изобилие, а его, казалось, интересует только шум мощных артерий мотора да цифры горючего на щитке. И ещё могло показаться, что его не волнует окружающая красота, что она от него как будто отскакивает, не успевает проникнуть внутрь, зная, что её всё равно не оценят. Никакая красота не была способна оторвать арифметический мозг Киану от беспрерывного труда. Может, потому он и ценил в жизни